Политика
Российско-украинский вооруженный конфликт: что изменилось за лето
23 Августа 2022
Михаил Виноградов
Президент фонда «Петербургская политика»
Михаил Виноградов делится наблюдениями о действиях властей и динамике информационной повестки в последние месяцы, об отношениях России с ближними и дальними странами, а также о тенденциях общественного восприятия.
Колона вооруженных сил России рядом с Киевом, 2022. Источник: Wiki Commons
Несмотря на то, что летний сезон, казалось бы, более «комфортен» для боевых действий, поток собственно военных новостей в летние месяцы снизился. Можно спорить о том, имело ли место реальное сокращение интенсивности боевых действий и потерь – но так или иначе новости о них выглядели менее экстремально в сравнении с периодом февраля – мая.
Понятно, что на фоне относительного замедления информационного потока сложнее выделять тенденции. У наблюдателя неизбежно возникает ощущение повторов, сосредоточенности вокруг одних и тех же населенных пунктов, сохранении устоявшейся расстановки сил. Все чаще те, кто оценивал ситуацию, говорили о том , что ни одна из сторон не владеет инициативой. Пользуясь спортивной терминологией, на табло сейчас ничейный счет – а ничью всегда комментировать труднее.
В то же время попробуем выделить ряд моментов, которые вплоть до наступления лета не проявляли себя или носили не столь очевидный характер.
Ожидания долгой войны
Весной доминирующим состоянием критиков военных действий был шок и ощущение нереалистичности происходящих событий. Однако одновременно с этим периодически вспыхивал острый интерес к любым новостям, указывающим на возможность быстрого мира. Самыми заметными примерами были отвод российских войск из Киевской и Черниговской областей, апрельские переговоры в Стамбуле и предположения о том, что российское руководство собирается объявить о завершении операции к 9 мая.
К лету ситуация изменилась: укрепилось представление , что впереди длительная затяжная война, которая не закончится, как минимум, до конца года, а как максимум – способна растянуться едва ли не на десятилетия.
Успешные переговоры о вывозе украинского зерна не породили ожиданий, что достигнутый компромисс распространится на кризис в целом. Осталось почти незамеченным то, что в выступлениях официальных лиц цели операции формулировались все более расплывчато (в том числе и Владимир Путин в своих заявлениях концентрировался на ДНР и ЛНР и избегал упоминания Украины). Призывы Москвы ускорить переговоры и уклонение от них официального Киева прочитывались как часть политического ритуала, поскольку разногласия между сторонами оставались очевидно непреодолимыми.
Впрочем, подобный скепсис еще не означает, что быстрый мир принципиальную недостижим. Уместно напомнить, что Минские соглашения весной 2015 года тоже не вызывали существенного энтузиазма, однако по сути привели к установлению сравнительно прочного перемирия, длившегося в течение семи лет. Но апелляция к прошлым примерам деэскалации также полностью отсутствует в текущей повестке.
Понятно, что на фоне относительного замедления информационного потока сложнее выделять тенденции. У наблюдателя неизбежно возникает ощущение повторов, сосредоточенности вокруг одних и тех же населенных пунктов, сохранении устоявшейся расстановки сил. Все чаще те, кто оценивал ситуацию, говорили о том , что ни одна из сторон не владеет инициативой. Пользуясь спортивной терминологией, на табло сейчас ничейный счет – а ничью всегда комментировать труднее.
В то же время попробуем выделить ряд моментов, которые вплоть до наступления лета не проявляли себя или носили не столь очевидный характер.
Ожидания долгой войны
Весной доминирующим состоянием критиков военных действий был шок и ощущение нереалистичности происходящих событий. Однако одновременно с этим периодически вспыхивал острый интерес к любым новостям, указывающим на возможность быстрого мира. Самыми заметными примерами были отвод российских войск из Киевской и Черниговской областей, апрельские переговоры в Стамбуле и предположения о том, что российское руководство собирается объявить о завершении операции к 9 мая.
К лету ситуация изменилась: укрепилось представление , что впереди длительная затяжная война, которая не закончится, как минимум, до конца года, а как максимум – способна растянуться едва ли не на десятилетия.
Успешные переговоры о вывозе украинского зерна не породили ожиданий, что достигнутый компромисс распространится на кризис в целом. Осталось почти незамеченным то, что в выступлениях официальных лиц цели операции формулировались все более расплывчато (в том числе и Владимир Путин в своих заявлениях концентрировался на ДНР и ЛНР и избегал упоминания Украины). Призывы Москвы ускорить переговоры и уклонение от них официального Киева прочитывались как часть политического ритуала, поскольку разногласия между сторонами оставались очевидно непреодолимыми.
Впрочем, подобный скепсис еще не означает, что быстрый мир принципиальную недостижим. Уместно напомнить, что Минские соглашения весной 2015 года тоже не вызывали существенного энтузиазма, однако по сути привели к установлению сравнительно прочного перемирия, длившегося в течение семи лет. Но апелляция к прошлым примерам деэскалации также полностью отсутствует в текущей повестке.
Накопление примеров раскоординированности
Разноречивость полученных за полгода результатов может объясняться целым рядом причин. В их числе – недооценка потенциала противника, тактические ошибки, «саботаж», неготовность к масштабной мобилизации. Вполне естественно, что одним из объяснений является отсутствие у управленческого аппарата единой ориентации на достижимый и измеряемый результат.
В течение лета накапливались эпизоды, подтверждающие впечатление о раскоординированности управленческой элиты . Речь идет не только о попытках непосредственных исполнителей возложить вину на «дезорганизацию» или «смежников» - такое поведение логично для любой системы в военное время. В официальной и полуофициальной повестках длительное время тиражировался тезис о стремительном снижении интереса европейской и мировой общественности к украинским фронтам и их готовности легко переключиться на иные темы – будь то экстремальная ситуация на рынке энергоносителей, приток беженцев из Северной Африки или промежуточные выборы в США. В пользу этой логики говорил прежний исторический опыт Советского Союза и России. Например, вторжение 1956 года в Венгрию происходило в тени очередного кризиса на Ближнем Востоке, а введение войск в Афганистан в 1979-м и неудачная попытка штурма Грозного в 1994-м – в разгар европейских и североамериканских рождественских каникул.
Переключения мировой повестки с украинского направления на другие события можно было бы добиться, если бы сокращалось число резонансных информационных поводов с фронта. Однако произошло обратное: события в Кременчуге (27 июня), Виннице (14 июля), Еленовке (29 июля) создавали мощный моральный импульс для привлечения внимания - как мировой прессы, так и общественности - к военным действиям.
Крайне двусмысленной оказалась и бомбардировка порта Одессы на следующий день после Стамбульских соглашений об экспорте зерна, получившая самые разнообразные объяснения – от твердых заявлений Москвы о недопустимости расширительной трактовки договоренностей до попытки торпедировать саму атмосферу частичного компромисса.
Разноречивость полученных за полгода результатов может объясняться целым рядом причин. В их числе – недооценка потенциала противника, тактические ошибки, «саботаж», неготовность к масштабной мобилизации. Вполне естественно, что одним из объяснений является отсутствие у управленческого аппарата единой ориентации на достижимый и измеряемый результат.
В течение лета накапливались эпизоды, подтверждающие впечатление о раскоординированности управленческой элиты . Речь идет не только о попытках непосредственных исполнителей возложить вину на «дезорганизацию» или «смежников» - такое поведение логично для любой системы в военное время. В официальной и полуофициальной повестках длительное время тиражировался тезис о стремительном снижении интереса европейской и мировой общественности к украинским фронтам и их готовности легко переключиться на иные темы – будь то экстремальная ситуация на рынке энергоносителей, приток беженцев из Северной Африки или промежуточные выборы в США. В пользу этой логики говорил прежний исторический опыт Советского Союза и России. Например, вторжение 1956 года в Венгрию происходило в тени очередного кризиса на Ближнем Востоке, а введение войск в Афганистан в 1979-м и неудачная попытка штурма Грозного в 1994-м – в разгар европейских и североамериканских рождественских каникул.
Переключения мировой повестки с украинского направления на другие события можно было бы добиться, если бы сокращалось число резонансных информационных поводов с фронта. Однако произошло обратное: события в Кременчуге (27 июня), Виннице (14 июля), Еленовке (29 июля) создавали мощный моральный импульс для привлечения внимания - как мировой прессы, так и общественности - к военным действиям.
Крайне двусмысленной оказалась и бомбардировка порта Одессы на следующий день после Стамбульских соглашений об экспорте зерна, получившая самые разнообразные объяснения – от твердых заявлений Москвы о недопустимости расширительной трактовки договоренностей до попытки торпедировать саму атмосферу частичного компромисса.
"Двусмысленности в ситуацию добавила длившаяся около суток пауза между ударом по порту и объяснением происшедшего со стороны российских официальных лиц."
Состояние нокдауна после украинских ударов
Обострение ситуации в Белгородской, Брянской, Курской областях, обстрелы мостов под Херсоном и августовские эксцессы на территории Крыма стали серьезным стрессом для российской стороны, которой незадолго до того удалось весьма эффективно размыть в повестке дня тему судьбы крейсера «Москва». Происходившие летом новые эксцессы, как правило, не игнорировались в официальной повестке, но при этом в их освещении было заметно стремление избежать излишней эмоциональности и уйти от темы возможной «ответной» мобилизации и реакции со стороны Москвы. Пользуясь этим, украинская сторона активно интерпретировала сдержанный тон Москвы как признак растерянности и утраты Россией стратегической инициативы.
Встречалась даже любопытная гипотеза, согласно которой Россия уклоняется от ответных действий в отношении Киева, в том числе чтобы не травмировать общественное мнение. Объяснение состояло в том, что версия о «самовозгорании» вызывает у граждан меньшую тревогу , чем сообщение о военной незащищенности приграничных территорий и Крыма. Интересно, что официальное заявление Минобороны о «диверсии» в Крыму 18 августа породило предположения, что этот шаг может быть попыткой привлечь внимание к недостаточно эффективной борьбе с «диверсантами» и тем самым перенести центр тяжести с собственно военных аспектов происходящего на работу спецслужб.
Обострение ситуации в Белгородской, Брянской, Курской областях, обстрелы мостов под Херсоном и августовские эксцессы на территории Крыма стали серьезным стрессом для российской стороны, которой незадолго до того удалось весьма эффективно размыть в повестке дня тему судьбы крейсера «Москва». Происходившие летом новые эксцессы, как правило, не игнорировались в официальной повестке, но при этом в их освещении было заметно стремление избежать излишней эмоциональности и уйти от темы возможной «ответной» мобилизации и реакции со стороны Москвы. Пользуясь этим, украинская сторона активно интерпретировала сдержанный тон Москвы как признак растерянности и утраты Россией стратегической инициативы.
Встречалась даже любопытная гипотеза, согласно которой Россия уклоняется от ответных действий в отношении Киева, в том числе чтобы не травмировать общественное мнение. Объяснение состояло в том, что версия о «самовозгорании» вызывает у граждан меньшую тревогу , чем сообщение о военной незащищенности приграничных территорий и Крыма. Интересно, что официальное заявление Минобороны о «диверсии» в Крыму 18 августа породило предположения, что этот шаг может быть попыткой привлечь внимание к недостаточно эффективной борьбе с «диверсантами» и тем самым перенести центр тяжести с собственно военных аспектов происходящего на работу спецслужб.
Саммит ОДКБ в Москве, 2022. Источник: Wiki Commons
Изоляция в бывшем СНГ
Постсоветское пространство не является сегодня политически единым целом, а присутствие стран бывшего СССР в различных интеграционных альянсах (ОДКБ, ЕвраЗЭС) не приводит к выработке некоей общей линии. Такая ситуация была заметна уже в 2014 году, когда присоединение Крыма вызвало весьма прохладную реакцию со стороны значительной части участников СНГ – в том числе и номинально дружественных России – таких, как Беларусь и Казахстан.
К лету 2022 года холодность Минска и Астаны по отношению к действиям России вновь дала о себе знать. Минск формально не поменял риторику и не препятствовал присутствию российских войск на своей территории. Однако уклонение от непосредственного участия Беларуси в боевых действиях становилось все более наглядным. В свою очередь, полемика вокруг Казахстана на Петербургском форуме и последующая приостановка работы Каспийского трубопроводного консорциума стали недвусмысленным свидетельством нарастающих проблем в отношениях с Россией – несмотря на помощь, оказанную российскими войсками в начале года во время волнений в Алма-Ате и Астане.
Интересно, что охлаждение отношений с Беларусью и Казахстаном отчасти компенсируется сравнительно лояльной реакцией на происходящее со стороны Грузии и Армении. В Тбилиси были подчеркнуто осторожны при комментировании действий Москвы. Хотя дипломатические отношения между странами по-прежнему отсутствуют, Грузия так и не попала в список «недружественных» России стран. В Ереване широкую популярность получила точка зрения, что именно Россия «спасла» Армению во время второй карабахской войны в 2020 году. Представление о дружественной миссии России особенно значимо на фоне недавних действий Азербайджана, которые можно интерпретировать как идеологическую подготовку к новой военной кампании. Периодические эксцессы в зоне карабахского конфликта могут рассматриваться как элемент давления и двусмысленности со стороны Азербайджана и Турции. Кроме того, призрак второго фронта, возникающий на фоне этих эксцессов, создает для Москвы психологические проблемы.
Возвращение пространства торга и уступок
Несмотря на почти полный разрыв контактов России со многими зарубежными странами возможность для достижения компромиссов по локальным вопросам по-прежнему не закрыта. В одних случаях речь идет о договоренностях с участием посредников – примером могут служить Стамбульские соглашения по зерну. В других, судя по всему, сохраняется прямая коммуникация. Вслед за освобождением и возвращением в РФ летчика Константина Ярошенко, находившегося более десяти лет в американской тюрьме, появились аналогичные ожидания относительно Виктора Бута и возможных обменных инициатив со стороны Москвы.
Стороны не предлагали четкой политической интерпретации подобных договоренностей и разменов, происходящих на пике конфликта. Казалось бы, в условиях подчеркнуто жесткой риторики, сопровождающей российско-украинский конфликт, любые разговоры об отступлениях и уступках звучат как «предательство» или «измена».
Постсоветское пространство не является сегодня политически единым целом, а присутствие стран бывшего СССР в различных интеграционных альянсах (ОДКБ, ЕвраЗЭС) не приводит к выработке некоей общей линии. Такая ситуация была заметна уже в 2014 году, когда присоединение Крыма вызвало весьма прохладную реакцию со стороны значительной части участников СНГ – в том числе и номинально дружественных России – таких, как Беларусь и Казахстан.
К лету 2022 года холодность Минска и Астаны по отношению к действиям России вновь дала о себе знать. Минск формально не поменял риторику и не препятствовал присутствию российских войск на своей территории. Однако уклонение от непосредственного участия Беларуси в боевых действиях становилось все более наглядным. В свою очередь, полемика вокруг Казахстана на Петербургском форуме и последующая приостановка работы Каспийского трубопроводного консорциума стали недвусмысленным свидетельством нарастающих проблем в отношениях с Россией – несмотря на помощь, оказанную российскими войсками в начале года во время волнений в Алма-Ате и Астане.
Интересно, что охлаждение отношений с Беларусью и Казахстаном отчасти компенсируется сравнительно лояльной реакцией на происходящее со стороны Грузии и Армении. В Тбилиси были подчеркнуто осторожны при комментировании действий Москвы. Хотя дипломатические отношения между странами по-прежнему отсутствуют, Грузия так и не попала в список «недружественных» России стран. В Ереване широкую популярность получила точка зрения, что именно Россия «спасла» Армению во время второй карабахской войны в 2020 году. Представление о дружественной миссии России особенно значимо на фоне недавних действий Азербайджана, которые можно интерпретировать как идеологическую подготовку к новой военной кампании. Периодические эксцессы в зоне карабахского конфликта могут рассматриваться как элемент давления и двусмысленности со стороны Азербайджана и Турции. Кроме того, призрак второго фронта, возникающий на фоне этих эксцессов, создает для Москвы психологические проблемы.
Возвращение пространства торга и уступок
Несмотря на почти полный разрыв контактов России со многими зарубежными странами возможность для достижения компромиссов по локальным вопросам по-прежнему не закрыта. В одних случаях речь идет о договоренностях с участием посредников – примером могут служить Стамбульские соглашения по зерну. В других, судя по всему, сохраняется прямая коммуникация. Вслед за освобождением и возвращением в РФ летчика Константина Ярошенко, находившегося более десяти лет в американской тюрьме, появились аналогичные ожидания относительно Виктора Бута и возможных обменных инициатив со стороны Москвы.
Стороны не предлагали четкой политической интерпретации подобных договоренностей и разменов, происходящих на пике конфликта. Казалось бы, в условиях подчеркнуто жесткой риторики, сопровождающей российско-украинский конфликт, любые разговоры об отступлениях и уступках звучат как «предательство» или «измена».
"Однако, как и в случае с дипломатическим торгом, возможность военных и политических уступок по-прежнему сохраняется."
Вслед за выводом войск с территорий Киевской и Черниговской областей, 30 июня российский гарнизон покинул остров Змеиный. Во второй половине августа также обсуждалась возможность переноса «референдумов» о присоединении к РФ на территориях Донецкой, Луганской, Запорожской и Херсонской областей.
Стратегия внутренних критиков российской политики остается неопределенной
Несмотря на двусмысленность достигнутых Россией результатов и иронию критически настроенных комментаторов по поводу тезиса «Все идет по плану», в России не наблюдается сколько-нибудь серьезной внутриэлитной дестабилизации. Равным образом критики военных действий не проявляют интереса к выработке более предметной и осмысленной стратегии. Значительная их часть испытывает одиночество и подавленность, поскольку убеждена в том, что большинство населения поддерживает действия власти.
На протяжении последних месяцев число оппозиционных медиа-площадок росло, однако они в большей степени настроены на поддержку морального духа и «тимбилдинга» для единомышленников, нежели стремятся повлиять на нейтральную и колеблющуюся аудиторию или на представителей истеблишмента.
Стратегия внутренних критиков российской политики остается неопределенной
Несмотря на двусмысленность достигнутых Россией результатов и иронию критически настроенных комментаторов по поводу тезиса «Все идет по плану», в России не наблюдается сколько-нибудь серьезной внутриэлитной дестабилизации. Равным образом критики военных действий не проявляют интереса к выработке более предметной и осмысленной стратегии. Значительная их часть испытывает одиночество и подавленность, поскольку убеждена в том, что большинство населения поддерживает действия власти.
На протяжении последних месяцев число оппозиционных медиа-площадок росло, однако они в большей степени настроены на поддержку морального духа и «тимбилдинга» для единомышленников, нежели стремятся повлиять на нейтральную и колеблющуюся аудиторию или на представителей истеблишмента.
"Критики с большей охотой рассуждали о сильной российской власти, чем о возможных неудачах и неточностях в действиях управленческого аппарата и вооруженных сил или о нестыковках в предпринимаемых действиях и официальных заявлениях."
Кроме того, для критически настроенных наблюдателей характерно быстрое эмоциональное переключение на значимые, но относительно периферийные темы, такие как возможные проблемы с выдачей виз российским гражданам. Куда чаще ключевыми авторами, анализирующими возможные проблемы в ходе боевых действий, оказываются украинские эксперты.
Норвежская M109A3GN в Украине, 2022. Источник: Wiki Commons
Стратегии Киева и союзников
В действиях Украины по-прежнему сохраняется двусмысленность. Обещания скорого контрнаступления были важны для поднятия боевого духа, но не сопровождались серьезными попытками перейти в наступление. При моделировании возможных действий Киева конкурировали два подхода: один строился на тезисе о недопустимости переговоров с Москвой и готовности идти до «победного конца» , а второй опирался на осторожные намеки на то, что Киев не будет готов к переговорам до тех пор, пока не предпримет попытку контрнаступления.
Летом чаще, чем весной, давали знать о себе накапливающиеся противоречия внутри украинского истеблишмента – от перестановок в руководстве спецслужб до обращений мэров городов в мировые издания с критикой в адрес отдельных шагов правительства страны. Противоречия не носили критический характер (тем более что возможность Москвы играть на них сильно ограничена), но все же становились все более заметным сопутствующим фактором.
Наиболее острые противоречия в стане союзников Киева (особенно между США и Великобританией, с одной стороны, и Германией и Францией, с другой ) были урегулированы. Однако здесь тоже присутствовали две переменные – конкуренция военной и энергетической повесток и приближающиеся промежуточные выборы в США. С последним фактором связано обнародование в середине августа конфиденциальных данных об американско-украинских консультациях, состоявшихся накануне начала военных действий, а также споры об адекватности реакции Киева на информацию об угрозе войны.
На международной арене не без участия США была предпринята попытка прозондировать настроения стран, потенциально способных радикализировать свою позицию (Китай, КНДР, Иран), и таким образом создать еще одну мощную точку напряженности. По итогам происшедшего можно сделать осторожный вывод, что эти страны пока не склонны координировать совместные действия с Москвой по «разжиганию мирового пожара». Наиболее ярким примером стал тайваньский микрокризис, вызвавший сравнительно осторожную реакцию со стороны Пекина и не побудивший его к радикальным военным и дипломатическим шагам.
Потенциально проблемным направлением для союзников Украины остается Африка, большинство стран которой придерживается нейтральной позиции относительно происходящего. В мировой истории пока не отмечены примеры серьезной и успешной апелляции к африканским странам, однако на сегодняшний день сохраняются возможности для гуманитарных катастроф и манипуляции официальной позицией этих государств.
В действиях Украины по-прежнему сохраняется двусмысленность. Обещания скорого контрнаступления были важны для поднятия боевого духа, но не сопровождались серьезными попытками перейти в наступление. При моделировании возможных действий Киева конкурировали два подхода: один строился на тезисе о недопустимости переговоров с Москвой и готовности идти до «победного конца» , а второй опирался на осторожные намеки на то, что Киев не будет готов к переговорам до тех пор, пока не предпримет попытку контрнаступления.
Летом чаще, чем весной, давали знать о себе накапливающиеся противоречия внутри украинского истеблишмента – от перестановок в руководстве спецслужб до обращений мэров городов в мировые издания с критикой в адрес отдельных шагов правительства страны. Противоречия не носили критический характер (тем более что возможность Москвы играть на них сильно ограничена), но все же становились все более заметным сопутствующим фактором.
Наиболее острые противоречия в стане союзников Киева (особенно между США и Великобританией, с одной стороны, и Германией и Францией, с другой ) были урегулированы. Однако здесь тоже присутствовали две переменные – конкуренция военной и энергетической повесток и приближающиеся промежуточные выборы в США. С последним фактором связано обнародование в середине августа конфиденциальных данных об американско-украинских консультациях, состоявшихся накануне начала военных действий, а также споры об адекватности реакции Киева на информацию об угрозе войны.
На международной арене не без участия США была предпринята попытка прозондировать настроения стран, потенциально способных радикализировать свою позицию (Китай, КНДР, Иран), и таким образом создать еще одну мощную точку напряженности. По итогам происшедшего можно сделать осторожный вывод, что эти страны пока не склонны координировать совместные действия с Москвой по «разжиганию мирового пожара». Наиболее ярким примером стал тайваньский микрокризис, вызвавший сравнительно осторожную реакцию со стороны Пекина и не побудивший его к радикальным военным и дипломатическим шагам.
Потенциально проблемным направлением для союзников Украины остается Африка, большинство стран которой придерживается нейтральной позиции относительно происходящего. В мировой истории пока не отмечены примеры серьезной и успешной апелляции к африканским странам, однако на сегодняшний день сохраняются возможности для гуманитарных катастроф и манипуляции официальной позицией этих государств.
Поделиться статьёй
Читайте также
