ПОЛИТИКА
Культурные корни “рашизма”
25 Мая 2022
Марк Липовецкий
Профессор, кафедра Славянских языков Колумбийского университета
Марк Липовецкий исследует культурные корни современной российской общественной мысли, а также ключевые произведения и деятелей культуры, которые способствовали его эволюции с конца советских десятилетий и постсоветских событий.
Слово "рашизм" давно звучало на украинских каналах, но международную известность приобрело после статьи Тимоти Снайдерса “The War in Ukraine Has Unleashed the New Word” (New York Times, April 22, 2022). В частности, он писал:
“The new word “рашизм” is a useful conceptualization of Putin’s worldview. Far more than Western analysts, Ukrainians have noticed the Russian tilt toward fascism in the last decade. Undistracted by Putin’s operational deployment of genocide talk, they have seen fascist practices in Russia: the cults of the leader and of the dead, the corporatist state, the mythical past, the censorship, the conspiracy theories, the centralized propaganda and now the war of destruction. Even as we rightly debate how applicable the term is to Western figures and parties, we have tended to overlook the central example of fascism’s revival, which is the Putin regime in the Russian Federation.”
Батальон Азов проводит патрулирование на импровизированном бронетранспортере, 2014 год. Источник: Wiki Commons
Все это безусловно справедливо, и зверства русской армии на территории Украины не случайно вызывают самые непосредственные ассоциации со зверствами гитлеровцев во время оккупации той же самой Украины. Однако не стоит забывать о том, что российская пропаганда и сам Путин постоянно изображают нападение России на Украину как войну за освобождение народов Украины (не только русских) от власти «нацистов», называют вооруженные силы Украины «националистическими батальонами», и даже требовали на начальном этапе войны полной «денацификации» Украины.
Слово "рашизм", на мой взгляд, позволяет избежать "зеркальности" по отношению к российской пропаганде, поскольку указывает на особую природуэтого монстра. В нем соединились еще советского разлива национализм, постсоветская ностальгия по имперскому величию; как левый, так и правый рессентимент; культурный консерватизм, православие и оккультизм (в диапазоне от русского космизма до бредней о рептилоидах и атлантах); идеализация советской эпохи; убежденность в "духовном превосходстве" России над всем миром и, прежде всего, Западом; презрение к колониальным «окраинам»; обида на западных "партнеров", не принявших Россию в свой круг; фетишизация не только советского, но и российского прошлого как доказательства величия России и ее "вечной войны" с Западом; этатизм, придающий священное значение прежде всего государственным институтам насилия (КГБ, армия, полиция), и многие другие элементы, которые еще придется внимательно разбирать и выводить как токсины.
Слово "рашизм", на мой взгляд, позволяет избежать "зеркальности" по отношению к российской пропаганде, поскольку указывает на особую природуэтого монстра. В нем соединились еще советского разлива национализм, постсоветская ностальгия по имперскому величию; как левый, так и правый рессентимент; культурный консерватизм, православие и оккультизм (в диапазоне от русского космизма до бредней о рептилоидах и атлантах); идеализация советской эпохи; убежденность в "духовном превосходстве" России над всем миром и, прежде всего, Западом; презрение к колониальным «окраинам»; обида на западных "партнеров", не принявших Россию в свой круг; фетишизация не только советского, но и российского прошлого как доказательства величия России и ее "вечной войны" с Западом; этатизм, придающий священное значение прежде всего государственным институтам насилия (КГБ, армия, полиция), и многие другие элементы, которые еще придется внимательно разбирать и выводить как токсины.
Но главная особенность рашизма состоит в том, что это – не идеология. Попытки понять ее как идеологию разбиваются о подвижность практически всех ее элементов, которые по мере необходимости либо выдвигаются вперед, либо задвигаются назад, плоть до полного исчезновения. Идеология, строго говоря, и не должна быть логичной. Но рашизм в этом смысле переходит все границы. Статья журналиста Шуры Буртина, спрашивавшего собеседников о том, почему они поддерживают войну, обнажает внутреннюю противоречивость рашизма как его коренное свойство:
Почти все беседы были полны противоречивых утверждений, которые нас с непривычки ошарашивали. … в произнесении противоречащих друг другу утверждений есть еще какой-то психологический смысл.
"Американцы хотят захватить Украину, посмотрите, какая страна!" — "Да никому эта Украина на хрен не нужна! Они же нищеброды…"
"Простые люди ждут, когда мы нацистов уберем!" — "Да хохлы нас всегда ненавидели!"
"Мы же один народ!" — "Они там людьми никогда и не были!"
"Правильно, что [Путин] начал войну, давно пора было порядок навести!" — "Америка потирает ручки, стравив славян между собой".
"Ситуация тяжелая, но, я считаю, другого выхода у нас не было!" — "Европейцы сами провоцировали: Путин, ну когда ты нападешь на Украину? Ну давай!"
"Если бы не мы, они бы первые напали!» — "Они же воевать не умеют, за людей прячутся…".
"Американцы хотят захватить Украину, посмотрите, какая страна!" — "Да никому эта Украина на хрен не нужна! Они же нищеброды…"
"Простые люди ждут, когда мы нацистов уберем!" — "Да хохлы нас всегда ненавидели!"
"Мы же один народ!" — "Они там людьми никогда и не были!"
"Правильно, что [Путин] начал войну, давно пора было порядок навести!" — "Америка потирает ручки, стравив славян между собой".
"Ситуация тяжелая, но, я считаю, другого выхода у нас не было!" — "Европейцы сами провоцировали: Путин, ну когда ты нападешь на Украину? Ну давай!"
"Если бы не мы, они бы первые напали!» — "Они же воевать не умеют, за людей прячутся…".
Славой Жижек представляет свою книгу «Некоторые богохульные рефлексии» на Лейпцигской книжной ярмарке (13 марта 2015 года). Источник: Wiki Commons
Философ Славой Жижек объяснял, что "любая идеология действительно успешна ровно в той мере, в какой она не позволяет увидеть противоречия между предлагаемыми ею конструкциями и действительностью, когда она задает модус действительного повседневного опыта […] Идеология достигает своих целей тогда, когда даже факты, казалось бы, опровергающие ее доводы, оборачиваются аргументами в ее пользу".Но то, что записывает Буртин, сложнее того, о чем говорит Жижек. В высказываниях россиян, поддерживающих войну, просто нет места действительности . В их языке происходит страннейшее жонглирование разрозненными и логически несовместимыми фрагментами квази-идеологического нарратива, замкнутого на самом себе. Журналист, как мне кажется, точно определяет состояние своих собеседников: "Есть что-то трансовое в том, когда человек говорит одно — и тут же противоположное. Похоже, это реакция на безвыходное положение. Психика не знает, как относиться к происходящему, а одновременное произнесение противоположных вещей как-то устраняет тебя из этой реальности: тебя тут как будто нет".
"Устранение из реальности", а вернее, создание параллельной реальности, как правило, обеспечивается работой культуры, и прежде всего искусства. Сегодня многие заговорили о необходимости “cancel Russianculture”. Масштаб вопроса о вине Толстого и Достоевского за военные преступления в Буче и Мариуполе отражает масштабы боли и горя, причиненных российским вторжением в Украину. Но есть ли смысл в такой постановке вопроса? Возможно ли вообще обвинять культуру в целом в преступлениях ее конкретных носителей? Гете и Шиллера в детстве читали и Томас Манн, и Гитлер – кто же из классиков несет ответственность за антифашизм одного и фашизм другого? Рассказ Тургенева "Муму", в котором украинская писательница увидела корень русской жестокости, входил в круг чтения не только русских, но и украинцев. Почему же он так подействовал только на русских? Такие вопросы можно задавать до бесконечности. Они – как и обвинения, направленные против культуры в целом – по-моему, не приближают к источникам рашизма, а размывают их в бесконечной перспективе.
"Устранение из реальности", а вернее, создание параллельной реальности, как правило, обеспечивается работой культуры, и прежде всего искусства. Сегодня многие заговорили о необходимости “cancel Russianculture”. Масштаб вопроса о вине Толстого и Достоевского за военные преступления в Буче и Мариуполе отражает масштабы боли и горя, причиненных российским вторжением в Украину. Но есть ли смысл в такой постановке вопроса? Возможно ли вообще обвинять культуру в целом в преступлениях ее конкретных носителей? Гете и Шиллера в детстве читали и Томас Манн, и Гитлер – кто же из классиков несет ответственность за антифашизм одного и фашизм другого? Рассказ Тургенева "Муму", в котором украинская писательница увидела корень русской жестокости, входил в круг чтения не только русских, но и украинцев. Почему же он так подействовал только на русских? Такие вопросы можно задавать до бесконечности. Они – как и обвинения, направленные против культуры в целом – по-моему, не приближают к источникам рашизма, а размывают их в бесконечной перспективе.
Постер фильма "Брат 2", 2022. Источник: Wiki Commons
На мой взгляд, гораздо более важно определить ключевые тексты и культурные фигуры относительно недавнего времени, которые внесли наибольший вклад в формирование рашизма как культурного мейнстрима путинской России. Именно культурный мейнстрим поставляет формулы и фантазмы для квази-идеологического нарратива, пригодного и для властей, и для широкой публики. Таким ключевым текстом является, к примеру, суперпопулярный фильм "Брат-2" (2000) Алексея Балабанова. Это текст высокой символической емкости, в котором – по-видимому, почти случайно – сложилась основная структура квази-идеологического нарратива и даже ее наиболее "ударные" формулы, которые использовали чуть не все основные политические партии РФ, выходившие в публичное поле в ХХI веке. "Брат-2", кстати говоря, определил и стиль рашизма. Сейчас его повсеместно называют троллингом и “Poe’s law”. Речь идет о том, что самые людоедские лозунги и идеи преподносятся так, что их можно спутать с насмешкой и пародией той же самой идеологии.
Подобно канату, нарратив рашизма сплетается из многих волокон, восходящих к контрастным или трудносовместимым источникам. Отметим лишь некоторые из них – в дальнейшем мы предполагаем написать о них подробнее.
Подобно канату, нарратив рашизма сплетается из многих волокон, восходящих к контрастным или трудносовместимым источникам. Отметим лишь некоторые из них – в дальнейшем мы предполагаем написать о них подробнее.
- Во-первых, это отголоски идеологии позднесоветской "русской партии", замешанной на сталинском "национал-большевизме", воспоминаниях о "борьбе с космополитами" и искреннем антисемитизме. Большую роль в этом дискурсе играют православное мессианство, как правило, в комбинации с ксенофобией. Самыми видными глашатаями этого типа национализма стали в первую очередь писатель Александр Проханов и кинорежиссер Никита Михалков (который называет себя "Бесогоном").
- Во-вторых, лево-имперский рессентимент, оформленный Эдуардом Лимоновым и развернутый в полноценный рашизм нынешним трубадуром войны Захаром Прилепиным. Радикализм по отношению к российской власти в этом дискурсе парадоксально сочетается с восторгом по отношению ко всему, что символизирует имперское величие и требует кровопролития (желательно массового).
- В-третьих, мегапроект "ностальгия по СССР". Начатый в интонации веселого стеба ("Старые песни о главном") и иронической историографии ("Намедни" Леонида Парфенова), после 2014-го года он засиял новыми красками, приобретая функцию "общественного договора" и "утопического горизонта"
"Ностальгия по СССР заменила поиски сценариев развития, предлагая вместо будущего воображаемое, а потому и 'усовершенствованное', прошлое."
Главным образом – позднесоветское, но иногда и сталинское. (Но никогда не революционное).
Все эти тенденции развивались не по чьей-то злой воле, а в ответ на запросы и ожидания постсоветского общества. Чтобы уловить и воплотить эти запросы из воздуха эпохи нужен немалый талант. И действительно, многие из названных властителей дум очень талантливы - но именно поэтому их личные убеждения и даже предрассудки эффектно вписались в мейнстрим, став идиомами и формулами рашизма.
Разумеется, этот список неполон.
Разумеется, между этими волокнами в удавке рашизма то и дело возникали переплетения и узлы.
Разумеется, культурный мейнстрим не ведет автоматически к преступным политическим решениям. Но он делает их возможными и обеспечивает им поддержку.
Победа Украины над Россией неизбежна, но война с рашизмом в самой Россией займет еще не один год, а возможно, не одно десятилетие после военного поражения. Не разобравшись с культурными источниками рашизма, невозможно будет от него избавиться. Так что начинать надо сейчас.
- В-четвертых, националистический дискурс "подлинной русской" культуры, используемый как дубинка против культурно, а иногда и этнически "неполноценных". Самым громким выразителем рашизма этого типа стала Татьяна Толстая.
- В-пятых, альтернативная история России, в которой Россия всегда жертва, и всегда победитель. Центром этой альтернативной истории стала "Великая Отечественная Война", превращенная в культ смерти и универсальное оправдание всех обид России на мир. Над этой конструкцией потрудились многие, но прежде всего создатели квази-исторических сериалов и "эпических" фильмов "про войну", заполнивших телепрограммы практически всех телеканалов. Однако не забудем и реконструкторов исторических битв (Стрелков из их числа), и сочинителей фантастических романов о "попаданцах" в прошлое, и о "славянском фэнтэзи", наряду с другими формами массовой культуры.
- В-шестых, трансгрессивный популизм, источники которого уходят далеко в советский андеграунд. Характерный (хотя и не единственный) пример -- круг Южинского переулка, еще в 1960-е заново открывший (в) оккультизм и сочинения таких теоретиков "классического" фашизма, как Рене Генон и Джулиус Эвола. К этому кружку принадлежали и Юрий Мамлеев, и Александр Дугин, и Гейдар Джемаль. Захаживал на Южинский и юный Виктор Пелевин, ставший впоследствии ярчайшей звездой российского литературного постмодернизма. Стремясь сочетать трансгрессивность с популярностью, за тридцать лет он проделал значительную эволюцию в сторону "консервативных ценностей" -- а именно, ненависти к западному "либеральному фашизму", то есть феминизму и нетерпимости по отношению к расизму, гомофобии, сексизму и другим формам ксенофобии. По иной траектории, но в сходном направлении протекала эволюция и таких лидеров музыкальной контркультуры, как Сергей Шнуров, Вячеслав Бутусов, Гарик Сукачев и др. – все они тоже переплавили свой контркультурный пафос в разновидность рашизма.
Все эти тенденции развивались не по чьей-то злой воле, а в ответ на запросы и ожидания постсоветского общества. Чтобы уловить и воплотить эти запросы из воздуха эпохи нужен немалый талант. И действительно, многие из названных властителей дум очень талантливы - но именно поэтому их личные убеждения и даже предрассудки эффектно вписались в мейнстрим, став идиомами и формулами рашизма.
Разумеется, этот список неполон.
Разумеется, между этими волокнами в удавке рашизма то и дело возникали переплетения и узлы.
Разумеется, культурный мейнстрим не ведет автоматически к преступным политическим решениям. Но он делает их возможными и обеспечивает им поддержку.
Победа Украины над Россией неизбежна, но война с рашизмом в самой Россией займет еще не один год, а возможно, не одно десятилетие после военного поражения. Не разобравшись с культурными источниками рашизма, невозможно будет от него избавиться. Так что начинать надо сейчас.
Поделиться статьей
Читайте также
