Политика
Империя импровизаций
22 Августа 2022

  • Глеб Павловский

    Президент Фонда эффективной политики
Импровизация, пишет Глеб Павловский, является одной из основ Российской Системы, для которой процесс важнее, чем результат. Но если войны нередко начинаются импровизированно, финал войны сымпровизировать нельзя.
Лидеры советских республик подписывают Беловежских соглашения, 1991. Источник: Wiki Commons
Военную катастрофу в Европе обсуждают по-разному. В стык ракетным ударам по Одессе ищут такое устройство России, которое исключило бы кровавые эксцессы. Но всем теперь хочется более прочных гарантий – русские за сто лет перепробовали много режимов, всякий уводя в нечто невообразимое.

Российская Система стоит на трех китах – Путине, сделке с массами - и импровизациях. Первые два чаще попадают на зуб прессы и аналитиков, а я хочу рассмотреть третий. Все политики импровизируют, но российские импровизации нечто особенное. Да и сама Российская Федерация - новодел.

В России очень не любят напоминаний о ее недавнем изобретении. Но это факт, неопровержимый ссылкой на древности, – 30 лет тому нашей государственности не было. СССР коллапсировал исторически моментально. За полгода до провозглашения Декларации о суверенитете (12 июня 1990) в демократической Москве нет и намека на мысль о России в границах РСФСР. Государство РФ – скороспелая импровизация с большими последствиями. Дальнейшее госстроительство тем более выглядело каскадом импровизаций.

В русском переводе "суверенитет" означает самодержавие

Импровизатор использует эталон – образец, на который он ориентирован. Таким образцом в ранней РФ стал идеальный Запад. Импортируя процедуры рынка и демократии, их научились взламывать. Русские хакеры появились чуть ли не раньше, чем на Западе.

Ельцин провозглашал лозунг «Порядок во власти – порядок в стране», не добиваясь порядка всерьез. Мемуаристов восхищает пунктуальность первого президента, являвшегося будто по секундомеру. Борис Ельцин не опаздывал на встречи, однако никто не подозревал, чем встреча закончится. Его помощник Сергей Шахрай вспоминает, как они вместе с Ельциным писали Конституцию (его мемуары так и названы «Как я написал Конституцию эпохи Ельцина и Путина»). Для института президентства Шахрай по его словам взял за образец «российскую версию британской королевы». Но Ельцин при обсуждении пожелал себе «права президента писать указы, обладающие силой закона» (стр 76).Что и было тут же исполнено отцами-основателями РФ. Так президент, поставленный над всеми ветвями власти, обернулся самодержавным законодателем. Импровизация преобразила «английскую королеву» в короля Карла Стюарта.

Иногда новые эвакуанты спрашивают меня, не опасно ль ненадолго вернуться в Россию? Но кремлевский источник риска непредсказуем – он сам не знает, когда и для кого он опасен - для недругов или для лояльных? Наш Левиафан бывает благодушен, но на какой срок? Кремль обожает слово «суверенитет», но в русском переводе он означает самодержавие, то есть принятие государственных решений по личному усмотрению. Царь Алексей Михайлович, по Ключевскому, делал добрые дела, лишь если те «доставляли ему приятные ощущения». Мотивы импровизатора случайны, как квант.

Важен процесс, а не результат

В государстве, возникшем с нуля, казалось естественным начинать все заново.

Импровизирующая власть предпочитает процесс всем правилам и результатам. Это свойство российской Системы я как-то назвал джаз-государством. Власть ревностно обороняет любой эксцесс, не отвечая на вопрос о его цели - ей важнее вовремя уходить от угроз. Важен процесс, а не результат. Безопасность режима обеспечивала вечная изворотливость, юркость власти – чему отчасти отвечает современный термин agile. С девяностых годов стали говорить не о реформах, а о «процессе реформ», не выделяя его результативных фаз.

Импровизируя, власть избегает коллапса, делая государство чем-то текучим.
"Что такое 'русский мир' в кремлевском представлении? Это внетерриториальная Россия в текучем состоянии."
Чтобы Донбасс оказался внутри России, рискнули всем колоссальным государством целиком. Россия здесь только рискованный актив.

Замечу, состояние вечной ликвидности жестоко напрягает самого президента-фронтмена. Каждая импровизация должна быть все радикальней, чтобы казаться успешной – азарт растет, а игроки не молодеют. И однажды выбирают плохой момент для вскрытия карт – финал пушкинской «Пиковой дамы».

Феномен имперского надлома известен, хуже изучены его истоки в личности. Что он делает с человеком? Кто надламывается – государственные интересы или сам лидер, уже неспособный их увязать? Метания царя Николая Романова перед 1 августа 1914 года были бегством от рационального выбора. Царь знал, что Россия не готова к войне и не хотел воевать с Германией. Но путаница мотивов рвала его мозг на части – пока шеф генштаба Янушкевич не вырвал с мясом телефонный провод, помешав царю отменить мобилизацию.

Сегодня российское общество пассивно перед импровизациями власти. Тридцатилетие РФ сняло вопрос о причинах чего бы то ни было – арестов, пенсионных реформ, войны. Все они события ad hoc, плоды случайности в правящих головах.

Публичный консенсус в России сложился вокруг ощущения чрезвычайности. Будучи лично консервативен (а Путин крайне консервативен в привычках), Кремль нуждается в тонусе экстраординарности. Русская чрезвычайность не вой сирен, а упрямое соскальзывание к крайностям. Чрезвычайная атмосфера спасает власть от невзрачности, непопулярности. Разрыв между мифом и ratio не следствие пропаганды, это ее исток.
Путин: «Мы будем преодолевать трудности, которые мы с вами так легко создаем сами для себя в течение всего последнего времени», 18 марта 2015 года. Источник: YouTube
Можно привыкнуть к импровизациям, но невозможно их предсказать

Путин вообще нечто играемое. Он отдается играм, в которых сам не игрок. Он юзер аномальности, обитатель чрезвычайного мира. Свыкнувшись с его импровизациями, мы не умеем их предсказать. Уйдя от развития при сочетании рыночной свободы и правовых институтов, Кремль прибегает к эрзацам программ развития и национальных проектов. Нельзя понять, чем кроме самодержавного повеления объясним тот или иной многомиллиардный проект – сочетание корыстного интереса со случайным благорасположением к лоббисту.

Российскую атмосферу определяет состав абсурдного с рациональным. Сталкиваясь с аномалиями, импровизатор озабочен одним – как использовать ее сложность? Как например активировать адскую смесь остатков выборной демократии и обломков СССР? Зачем Кремлю избавляться от электоральной машины? У реликта демократии есть удобства, а угроза легко устранима полицейскими средствами. Государственность РФ – как Борхесов «Сад расходящихся тропок».

Здесь бывает все, но ничто ниоткуда логически не вытекает. Все может оказаться ловушкой. Так, десятки граждан попали в тюрьму только за то, что наивно попытались участвовать в выборах - в никчемные безвластные муниципалитеты.

Шедевр аномальности российской политики – проговорка Путина на митинге у стен Кремля 18 марта 2015 года. Митинг проходил после убийства Бориса Немцова, почти что на том же месте. Путина, кажется, потрясло убийство, он пропал из виду на две недели. Не думаю, что это спектакль – даже Муссолини потрясло убийство либерала Маттеотти, совершенное своими фашистами. Путин, впрочем, справился с собой и остыл. Тогда на Красной площади он заявил стране: «Мы будем преодолевать трудности, которые мы с вами так легко создаем сами для себя в течение всего последнего времени». Можно ли ясней присягнуть политике импровизаций?


Сегодня инициатор войны не видит путей к миру

Часто думают, будто импровизация идеальна для войны. Импровизатору не нужен стратегический план, пока он удачлив. Многие войны начинались импровизированно – но ни одна так не закончилась. Финал войны сымпровизировать нельзя. Достижение мира – технически сложный многосторонний переговорный процесс. Российское джаз-государство не раз импровизировало малые войны, откуда его с трудом извлекали другие, от генерала Лебедя до Саркози. Но уже Суркову это не удалось – Кремль не сумел выгодно разыграть комплиментарные для него Минские соглашения. Все, что выигрывало джаз-государство РФ, добыто дерзостью в мирных обстоятельствах. Но сегодня инициатор войны не видит путей к миру. Его импровизации неотличимы от эскалаций – профессиональное заболевание кремлевских джазменов.

Иной раз решения ad hoc совершенствуют искусство повелевать, например в военных делах. Когда в 2015 году Кремль из донбасского тупика импровизированно ускользнул в Сирию, он приобрел уникальный опыт войны на Ближнем Востоке – но в Украине этот опыт оказался бесполезен.

«Текучая государственность» как идеология

Не всякий импровизатор заканчивал как агрессор. Но внутри каждой импровизации есть тренд агрессивности, от простого самоуправства до безмотивной войны. Никакая идеология тут не нужна – идеологией для себя стала сама «текучая государственность».
"C годами импровизации изменили жизнь правящего центра. Кремль стал облаком активности, неспособной к распорядку решений."
В России сформирована власть с размытым источником власти. Для шефа облачной структуры его команда – лишь клавиатура игры на неопределенностях. Аномальность он рассматривает как защищенность. В игре с непредсказуемыми целями его ближний круг должен оставаться неопределенным, притом что ему принадлежит вся власть в стране.

Диктатор-импровизатор своеобразен. Его диктатура – диктатура случайного, часто необъяснимого для него самого. Заявляя «я решил», он ничего не диктует четко. Он в заговоре с молчащим обществом, а то его ни о чем не спрашивает.

Военные эксперты взволнованы – сколько рук на их чертовой ядерной кнопке? Что равносильно вопросу, сколько в Кремле президентов? Сценарий «раскола элит» здесь невозможен технически, поскольку границы компетенций размыты. Президент-фронтмен только авторизует для населения анонимные решения власти, и наблюдатель зря приписывает Путину авторство любого из них.

Оттого так трудно здесь просчитывать уровень риска. Российская Система неспособна рассчитать вероятность своего исчезновения. Политика импровизации технически допускает риски, исключаемые рациональной политикой вообще.

При всех зигзагах, из кризиса до подъема, затем войны, режим импровизации довольно прочен. Он вышел из всех положений в прошлом. Ну а если из какого-то однажды не выйдет, оставит тайну, насколько мощен остаточный потенциал аномальности? Ведь на входе в следующую государственность навык импровизаций останется, плодя новые мутации мирового порядка.
Все пройдет, конечно. Но до дня Икс (который тоже будет чьей-либо импровизацией) политика джаз-государства сохранится. Изощренные поначалу импровизации вскормили за 30 лет кадры без хребта и позиций. Их номенклатура заранее готова к любой России будущего, прекрасной или кошмарной.
Поделиться статьей
Читайте также
Вы даете согласие на обработку ваших персональных данных и принимаете нашу политику конфиденциальности
  • Политика конфиденциальности
  • Контакты