ОБЩЕСТВО
Ученики чародеев: ответственен ли Георгий Щедровицкий за вторжение России в Украину?
26 июня 2022
Илья Кукулин
Независимый исследователь
Илья Кукулин рассматривает учение советского мыслителя Георгия Щедровицкого и объясняет его постсоветскую трансформацию верой в то, что в организации сообщества ценности являются инструментальным и второстепенным делом.
Философ Георгий Щедровицкий. Источник: Wiki Commons
Недавно в русскоязычных Интернет-медиа появились сразу несколько статей, так или иначе доказывающие, что нынешние политические элиты, развязавшие агрессивную войну против Украины, а опосредованно – и против всего Запада в целом, испытали влияние методологов– интеллектуально-общественного движения, сложившегося в 1960—80-х годах в Москве вокруг харизматической фигуры философа Георгия Петровича Щедровицкого (1929—1994). Прежде всего, это статья Андрея Перцева на портале "Медуза", опубликованная 9 июня, и вышедшая на следующий день статья историка Ильи Венявкина на сайте "Холод". Когда эти тексты вышли, режиссер и драматург Михаил Калужский напомнил в своем блоге в Facebook, что за неделю до начала войны, 16 февраля, на сайте "Проект" была опубликована статья-расследование Михаила Маглова при участии Романа Баданина и других, где речь шла практически о том же самом.
Общая идея этих статей состоит в том, что многие действующие лица в нынешнем окружении президента Путина, например, Сергей Кириенко, испытали влияние методологов и что именно методологи придумали доктрину "русского мира", которая в сильно переосмысленном виде стала одним из оправданий вторжения. Илья Венявкин обратил внимание на то, что политтехнолог Тимофей Сергейцев – автор опубликованной на сайте РИА "Новости" статьи-манифеста, где фактически предлагалось подвергнуть украинцев не только массовому вооруженному насилию, но и последующему не менее массовому "промыванию мозгов" - был учеником Щедровицкого. Комментаторы уже писали, что статья Сергейцева, возможно, содержит признаки подстрекательства к геноциду, и я согласен с этой оценкой.
Порочные мыслители или уважаемые философы?
Многие читатели – это можно судить даже по русскому сектору Facebook, где в связи с запретом этой социальной сети в России в последнее время общаются в основном оппозиционно настроенные интеллектуалы – из этих статей впервые узнали о существовании Щедровицкого и методологов и были искренне удивлены тем, что в России действовала такая могущественная "секта" (слово "секта" применительно к движению Щедровицкого использовалось уже давно). Эффект от статей Перцева и Венявкина отчасти выглядит родственным эффекту разоблачительных книг вроде "Утра магов" Л. Повеля и Ж. Бержье (1960), связывающих гитлеровский режим с тайными кружками оккультистов, но с одним очень серьезным отличием: страшная война, которая для Повеля и Бержье осталась в далеком прошлом, идет сегодня, и действующие лица "тайной секты" вполне живы и при делах – если вспомнить, например, о Сергейцеве.
Удивились многие – но не все. Некоторые, напротив, обиделись. "В узких кругах" философов, психологов, других ученых-гуманитариев и Щедровицкий, и его соратники, теоретик педагогики и философ Петр Щедровицкий (сын мыслителя), искусствовед Олег Генисаретский и другие – хорошо известны уже многие годы. Поэтому и в соцсетях, и в печати появились тексты, направленные в защиту репутации Георгия Щедровицкого и его движения. Их авторы настаивали на том, что Щедровицкий-старший и его коллеги не могут нести ответственности за военную агрессию, развязанную российским руководством, равно как и за агрессивную примитивность риторики правящих кругов, и что "отмена" методологов принесла бы большой вред истории русской философии. На следующий день после статьи И. Венявкина в "Новой газете. Европа" вышел оправдывающий Георгия Щедровицкого текст политического публициста и философа Александра Морозова "Жмых путинизма". В свою очередь, белорусские (или следящие за новостями из Беларуси) интеллектуалы напомнили, что еще один сподвижник Щедровицкого – философ Владимир Мацкевич – отправлен режимом Лукашенко в тюрьму по сфабрикованным политическим обвинениям: он провел много месяцев в предварительном заключении, а 23 июня 2022 г. был приговорен к пяти годам колонии строгого режима. Российский культуролог Анатолий Голубовский помимо Мацкевича призвал помнить еще и о судьбе социолога Сергея Зуева – ректора Московской высшей школы социальных и экономических наук, в прошлом – участника методологического движения. Зуев сегодня тоже находится в тюрьме.
Иначе говоря, применительно к статьям на "Медузе" и на "Холоде"
Общая идея этих статей состоит в том, что многие действующие лица в нынешнем окружении президента Путина, например, Сергей Кириенко, испытали влияние методологов и что именно методологи придумали доктрину "русского мира", которая в сильно переосмысленном виде стала одним из оправданий вторжения. Илья Венявкин обратил внимание на то, что политтехнолог Тимофей Сергейцев – автор опубликованной на сайте РИА "Новости" статьи-манифеста, где фактически предлагалось подвергнуть украинцев не только массовому вооруженному насилию, но и последующему не менее массовому "промыванию мозгов" - был учеником Щедровицкого. Комментаторы уже писали, что статья Сергейцева, возможно, содержит признаки подстрекательства к геноциду, и я согласен с этой оценкой.
Порочные мыслители или уважаемые философы?
Многие читатели – это можно судить даже по русскому сектору Facebook, где в связи с запретом этой социальной сети в России в последнее время общаются в основном оппозиционно настроенные интеллектуалы – из этих статей впервые узнали о существовании Щедровицкого и методологов и были искренне удивлены тем, что в России действовала такая могущественная "секта" (слово "секта" применительно к движению Щедровицкого использовалось уже давно). Эффект от статей Перцева и Венявкина отчасти выглядит родственным эффекту разоблачительных книг вроде "Утра магов" Л. Повеля и Ж. Бержье (1960), связывающих гитлеровский режим с тайными кружками оккультистов, но с одним очень серьезным отличием: страшная война, которая для Повеля и Бержье осталась в далеком прошлом, идет сегодня, и действующие лица "тайной секты" вполне живы и при делах – если вспомнить, например, о Сергейцеве.
Удивились многие – но не все. Некоторые, напротив, обиделись. "В узких кругах" философов, психологов, других ученых-гуманитариев и Щедровицкий, и его соратники, теоретик педагогики и философ Петр Щедровицкий (сын мыслителя), искусствовед Олег Генисаретский и другие – хорошо известны уже многие годы. Поэтому и в соцсетях, и в печати появились тексты, направленные в защиту репутации Георгия Щедровицкого и его движения. Их авторы настаивали на том, что Щедровицкий-старший и его коллеги не могут нести ответственности за военную агрессию, развязанную российским руководством, равно как и за агрессивную примитивность риторики правящих кругов, и что "отмена" методологов принесла бы большой вред истории русской философии. На следующий день после статьи И. Венявкина в "Новой газете. Европа" вышел оправдывающий Георгия Щедровицкого текст политического публициста и философа Александра Морозова "Жмых путинизма". В свою очередь, белорусские (или следящие за новостями из Беларуси) интеллектуалы напомнили, что еще один сподвижник Щедровицкого – философ Владимир Мацкевич – отправлен режимом Лукашенко в тюрьму по сфабрикованным политическим обвинениям: он провел много месяцев в предварительном заключении, а 23 июня 2022 г. был приговорен к пяти годам колонии строгого режима. Российский культуролог Анатолий Голубовский помимо Мацкевича призвал помнить еще и о судьбе социолога Сергея Зуева – ректора Московской высшей школы социальных и экономических наук, в прошлом – участника методологического движения. Зуев сегодня тоже находится в тюрьме.
Иначе говоря, применительно к статьям на "Медузе" и на "Холоде"
"В соцсетях обсуждаются два вопроса: 'При чем тут методологи?' и 'Почему за них сейчас так взялись?'"
На второй вопрос ответить намного проще. Ужасные последствия войны и успехи российской пропаганды внутри страны (об этих успехах аналитики судят на основании цифр поддержки В. Путина, хотя социологи и говорят, что рейтингам политиков, полученным в России, верить не стоит - в условиях пропагандистской "накачки" и политических репрессий) логично приводят журналистов и политологов к поискам интеллектуальных корней путинизма, или, если угодно, агрессивного империализма нынешних российских элит. Кроме того, ограничение в правах многих эмигрировавших и не-эмигрировавших россиян, "попавших под санкции", вызывает объяснимое желание найти тех, "кто отвечает за все". В этом смысле методологи – очень удобная кандидатура на роль "козла отпущения", и не только из-за погромных призывов Сергейцева. Это был замкнутый, эзотерически ориентированный круг людей, лелеявших в 1980-е масштабные политические планы и внедрившихся в близкие к власти элиты; даже если бы у деятельности методологов не было политических последствий (а они были), это движение, вероятно, вызвало бы интерес журналистов-расследователей и конспирологов.
А вот на первый вопрос – "при чем тут методологи", то есть действительно ли Щедровицкий и другие косвенно виновны в становлении милитаристской, человеконенавистнической (квази)идеологии путинизма, или же их взгляды и методы были просто использованы теми, кто и без них бы стал агрессором – ответить гораздо сложнее. В этой статье я попытаюсь дать набросок такого ответа.
Были ли идеи Щедровицкого вдохновлены американским философом Джеймсом Бёрнемом?
Но, прежде чем приступить к основной части своих рассуждений, я должен сказать, что я в этой ситуации – лицо не невинное. Кажется, я был первым, кто написал о том, что методологическое движение оказало прямое влияние на постсоветскую политтехнологию – и методологи Марк Рац и Матвей Хромченко меня за это раскритиковали (мой ответ).
Тогда я писал: "…если последовательно рассмотреть различные концепции, созданные Щедровицким применительно к эстетике, лингвистике или иным областям человеческой жизни, то выясняется, что любую интересную для него интеллектуальную деятельность Щедровицкий понимал как инженерно-проектную и потенциально охватывающую все больший круг явлений. Практика решения задач, принятая в семинаре Щедровицкого и в дальнейшем использованная в организационно-деятельностных играх, показывает, что такую проектную деятельность Щедровицкий понимал как коллективную — точнее, выполняемую малой группой специально подготовленных людей. Это… дало мне основание сделать вывод… что…
А вот на первый вопрос – "при чем тут методологи", то есть действительно ли Щедровицкий и другие косвенно виновны в становлении милитаристской, человеконенавистнической (квази)идеологии путинизма, или же их взгляды и методы были просто использованы теми, кто и без них бы стал агрессором – ответить гораздо сложнее. В этой статье я попытаюсь дать набросок такого ответа.
Были ли идеи Щедровицкого вдохновлены американским философом Джеймсом Бёрнемом?
Но, прежде чем приступить к основной части своих рассуждений, я должен сказать, что я в этой ситуации – лицо не невинное. Кажется, я был первым, кто написал о том, что методологическое движение оказало прямое влияние на постсоветскую политтехнологию – и методологи Марк Рац и Матвей Хромченко меня за это раскритиковали (мой ответ).
Тогда я писал: "…если последовательно рассмотреть различные концепции, созданные Щедровицким применительно к эстетике, лингвистике или иным областям человеческой жизни, то выясняется, что любую интересную для него интеллектуальную деятельность Щедровицкий понимал как инженерно-проектную и потенциально охватывающую все больший круг явлений. Практика решения задач, принятая в семинаре Щедровицкого и в дальнейшем использованная в организационно-деятельностных играх, показывает, что такую проектную деятельность Щедровицкий понимал как коллективную — точнее, выполняемую малой группой специально подготовленных людей. Это… дало мне основание сделать вывод… что…
"Согласно Щедровицкому, группа особым образом обученных и организованных интеллектуалов может разрабатывать и осуществлять по выработанным алгоритмам сколь угодно масштабное преобразование социальной среды."
Сегодня необходимо сделать шаг вперед по отношению с тому, что говорилось в конце 2000-х. Однако здесь необходимо еще одно предварительное замечание. Многие авторы, написавшие в соцсетях о методологах после публикаций 9—10 июня 2022 года, называли последователей Щедровицкого шарлатанами. Я считаю такую оценку некорректной. Процесс распространения, вульгаризации и инструментализации концепций Щедровицкого, его соратников и оппонентов в среде российских политических элит – это важный сюжет интеллектуальной истории. Он связан именно с распространением и трансформацией конкретных идей, а не только с действием тайных рычагов политического влияния. Поэтому именно идеи здесь и должны стать предметом анализа в первую очередь.
Начать я хотел бы с цитаты из публичного выступления Щедровицкого, относящегося к 1989 году. Ее опубликовал в материале на "Медузе" Андрей Перцев.
Начать я хотел бы с цитаты из публичного выступления Щедровицкого, относящегося к 1989 году. Ее опубликовал в материале на "Медузе" Андрей Перцев.
“Я вам скажу откровенно, хотя понимаю, что меня потом будут забрасывать камнями: а я разницы между тоталитаризмом и нетоталитаризмом не вижу. Понимаете? Не вижу. И считаю: тоталитарная организация есть будущая единственная организация всякого человеческого общества. Просто Германия и СССР немножко, 'на ноздрю', вырвались вперед. Но это ждет всех, включая и гордую Британию. Другого не будет, уважаемые коллеги, — это ж есть необходимость развития человеческого общества, черт подери!”
В последующем выступлении Щедровицкий заявил, что его цель – изменить эту ситуацию, чтобы "человек победил в <...> соревновании с организационными структурами". Однако, на мой взгляд, если рассматривать реплику Щедровицкого в контексте других его текстов и лекций, это высказывание о тоталитаризме – не столько ситуативная "подначка", сколько проговорка: таким провокативным образом Щедровицкий высказал одну из мыслей, стоящих за его концепцией всеобщей проектной деятельности, разработанной на протяжении 1960-х – 70-х годов.
Необходимо понять, из какой позиции какой бы то ни было автор мог такое говорить в СССР в "перестроечном" 1989 году, и что стоит за этой позицией – идеология или нечто иное.
По-видимому, в этом пассаже Щедровицкий очень близок к концепции, которую за полвека до того высказал американский социолог и политический философ Джеймс Бёрнем (1905—1987) в книге "Революция менеджеров" ("The Managerial Revolution", первое издание – 1941). Щедровицкий мог ее читать и по-английски, и в русском переводе, вышедшем в эмигрантском издательстве "Посев" в 1954 году (под неточно переданным названием "Революция директоров"), но здесь важно не влияние одного философа на другого, а скорее сходное движение мысли. Бёрнем в молодости был учеником и последователем Льва Троцкого, но затем перешел на позиции правого консерватизма, и эта идеологическая трансформация произошла как раз на протяжении 1940-х годов, когда мыслитель и издал свои самые нашумевшие книги. В "Революции менеджеров" Бёрнем утверждал, что в современном мире функция управления отделяется от функции владения, и это разделение функций имеет революционный смысл: наиболее развитые страны переходят, полагал он, к внеидеологическому централизованному обществу, которым руководят не выборные политики, а менеджеры, поэтому разница между тоталитарными и нетоталитарными режимами в этом мире становится все менее заметной. Будущее "общество менеджеров" не будет ни капиталистическим, ни социалистическим, но его экономика и управление превратятся в плановые, управляемые процессы.
Необходимо понять, из какой позиции какой бы то ни было автор мог такое говорить в СССР в "перестроечном" 1989 году, и что стоит за этой позицией – идеология или нечто иное.
По-видимому, в этом пассаже Щедровицкий очень близок к концепции, которую за полвека до того высказал американский социолог и политический философ Джеймс Бёрнем (1905—1987) в книге "Революция менеджеров" ("The Managerial Revolution", первое издание – 1941). Щедровицкий мог ее читать и по-английски, и в русском переводе, вышедшем в эмигрантском издательстве "Посев" в 1954 году (под неточно переданным названием "Революция директоров"), но здесь важно не влияние одного философа на другого, а скорее сходное движение мысли. Бёрнем в молодости был учеником и последователем Льва Троцкого, но затем перешел на позиции правого консерватизма, и эта идеологическая трансформация произошла как раз на протяжении 1940-х годов, когда мыслитель и издал свои самые нашумевшие книги. В "Революции менеджеров" Бёрнем утверждал, что в современном мире функция управления отделяется от функции владения, и это разделение функций имеет революционный смысл: наиболее развитые страны переходят, полагал он, к внеидеологическому централизованному обществу, которым руководят не выборные политики, а менеджеры, поэтому разница между тоталитарными и нетоталитарными режимами в этом мире становится все менее заметной. Будущее "общество менеджеров" не будет ни капиталистическим, ни социалистическим, но его экономика и управление превратятся в плановые, управляемые процессы.
Американский философ и политический теориетик Джеймс Бёрнем. Источник: Wiki Commons
Что Джордж Оруэлл думал о Джеймсе Бёрнеме
"…Чувствуется, что автор получает удовольствие от жестокости описываемых процессов. Хотя Бёрнем не раз повторяет, что всего лишь констатирует факты и не высказывает своих пристрастий, ясно, что он очарован зрелищем власти…" – писал самый проницательный критик Бёрнема – Джордж Оруэлл (пер. В.П. Голышева) в 1946 году. – "Отличие… Бёрнема от большинства других мыслителей в том, что он <…> полагает, что сползание к тоталитаризму неизбежно, противиться ему не надо, но его можно направлять. В 1940 году Бёрнем пишет, что 'менеджеризм' достиг наивысшего развития в СССР, но почти так же развит в Германии и уже заявил о себе в Соединенных Штатах".
"…Чувствуется, что автор получает удовольствие от жестокости описываемых процессов. Хотя Бёрнем не раз повторяет, что всего лишь констатирует факты и не высказывает своих пристрастий, ясно, что он очарован зрелищем власти…" – писал самый проницательный критик Бёрнема – Джордж Оруэлл (пер. В.П. Голышева) в 1946 году. – "Отличие… Бёрнема от большинства других мыслителей в том, что он <…> полагает, что сползание к тоталитаризму неизбежно, противиться ему не надо, но его можно направлять. В 1940 году Бёрнем пишет, что 'менеджеризм' достиг наивысшего развития в СССР, но почти так же развит в Германии и уже заявил о себе в Соединенных Штатах".
"В этом эссе – которое мне представляется еще более важным для современной России, чем роман '1984' того же автора – Оруэлл предлагает психологическое объяснение для 'утопии менеджериализма'"
По мнению британского писателя, эта утопия основана на преклонении интеллектуала перед властью и надеждой обрести власть, причем недемократическую: "хотя английские русофилы из интеллигенции отвергли бы Бёрнема, на самом деле, он высказывает их тайное желание: поставить крест на прежнем, эгалитарном варианте социализма и заменить его иерархическим обществом, где интеллигент наконец-то сможет дотянуться до кнута".
Я так подробно цитирую Оруэлла потому, что из этих цитат становится более понятным, в чем состоят переклички Щедровицкого и Бёрнема, и, кроме того, в них объяснен соблазн, стоящий за "менеджериальной утопией". Полагаю, что этот соблазн оказал значительное влияние и на часть учеников Щедровицкого – хотя и не на всех.
На мой взгляд, причина общности концепций Бернема и Щедровицкого – не общая для них идеология, а сходная правительность или говернментальность. Этот термин, пока еще не получивший адекватного эквивалента на русском языке, впервые придумал французский историк и теоретик культуры Мишель Фуко, использовав понятие "ментальность", введенное историками школы "Анналов" и создав неологизм governmentalite. Правительность – это совокупность осознаваемых и неосознаваемых представлений о том, что значит управлять людьми, распространенная в обществе в целом или среди некоторых общественных групп, в частности, среди политических элит. Группы, разделяющие разные идеологии, могут иметь сходные модели правительности, и напротив, группы, называющие себя левыми или правыми, внутри своей "части политического спектра" могут исходить из разных моделей правительности – либеральных или авторитарных. "Менеджериальная правительность" – представление о том, что общество может и даже должно быть управляемым особого рода кастой специалистов, знающих, как решать социальные и политические задачи. Такая правительность может сочетаться с разными идеологическими "оформлениями".
"Практически все можно организовать"
Политики постсоветской России, пришедшие к власти в 1990-е годы, были очень разными по убеждениям, но среди них были и последовательные сторонники либеральных ценностей. Тем не менее среди политиков разных убеждений была очень распространена "менеджериальная правительность". Большой успех на выборах 1993 года Владимира Жириновского, по-видимому, закрепил представление, распространенное среди политических элит нового государства: свободные выборы в России ввиду незрелости общества якобы могут привести к власти только популистов, поэтому политическую активность не очень образованных и не очень состоятельных людей нужно обязательно направлять с помощью политтехнологических операций. Президентские выборы 1996 года вообще стали торжеством политтехнологов. В этой ситуации идеальными помощниками постсоветских политиков оказались не философы, принадлежавшие к окружению Щедровицкого, а его ученики-практики, твердо знавшие и сегодня убежденные в том, что организовать можно практически все. Такая интеллектуально-политическая констелляция была характерна именно для постсоветской России, но, например, не для Беларуси – поэтому там последователь Щедровицкого Владимир Мацкевич мог на протяжении нескольких десятилетий разрабатывать альтернативные государственным программы образовательных реформ и вообще заниматься оппозиционной интеллектуальной деятельностью, используя организационные идеи методологов. Теперь он, как уже сказано, брошен в тюрьму именно за эту деятельность.
В прессе и гуманитарно-научной литературе 1990—2000-х годов выработалось клише: "после краха Советского Союза возник идеологический вакуум". Это, конечно, не так. Достаточно вспомнить статью Андрея Амальрика "Идеология в советском обществе", написанную в 1969 году: в ней историк-диссидент подробно проанализировал разные типы "теневых" идеологических движений, существовавших в русскоязычном обществе советской России; по-видимому, сравнимой сложностью отличались "теневые" идеологии и в других обществах Советского Союза – украинском, литовском, грузинском, армянском и так далее. После краха Советского Союза все эти идеологии вышли в публичное пространство и начали интенсивно мутировать.
Я так подробно цитирую Оруэлла потому, что из этих цитат становится более понятным, в чем состоят переклички Щедровицкого и Бёрнема, и, кроме того, в них объяснен соблазн, стоящий за "менеджериальной утопией". Полагаю, что этот соблазн оказал значительное влияние и на часть учеников Щедровицкого – хотя и не на всех.
На мой взгляд, причина общности концепций Бернема и Щедровицкого – не общая для них идеология, а сходная правительность или говернментальность. Этот термин, пока еще не получивший адекватного эквивалента на русском языке, впервые придумал французский историк и теоретик культуры Мишель Фуко, использовав понятие "ментальность", введенное историками школы "Анналов" и создав неологизм governmentalite. Правительность – это совокупность осознаваемых и неосознаваемых представлений о том, что значит управлять людьми, распространенная в обществе в целом или среди некоторых общественных групп, в частности, среди политических элит. Группы, разделяющие разные идеологии, могут иметь сходные модели правительности, и напротив, группы, называющие себя левыми или правыми, внутри своей "части политического спектра" могут исходить из разных моделей правительности – либеральных или авторитарных. "Менеджериальная правительность" – представление о том, что общество может и даже должно быть управляемым особого рода кастой специалистов, знающих, как решать социальные и политические задачи. Такая правительность может сочетаться с разными идеологическими "оформлениями".
"Практически все можно организовать"
Политики постсоветской России, пришедшие к власти в 1990-е годы, были очень разными по убеждениям, но среди них были и последовательные сторонники либеральных ценностей. Тем не менее среди политиков разных убеждений была очень распространена "менеджериальная правительность". Большой успех на выборах 1993 года Владимира Жириновского, по-видимому, закрепил представление, распространенное среди политических элит нового государства: свободные выборы в России ввиду незрелости общества якобы могут привести к власти только популистов, поэтому политическую активность не очень образованных и не очень состоятельных людей нужно обязательно направлять с помощью политтехнологических операций. Президентские выборы 1996 года вообще стали торжеством политтехнологов. В этой ситуации идеальными помощниками постсоветских политиков оказались не философы, принадлежавшие к окружению Щедровицкого, а его ученики-практики, твердо знавшие и сегодня убежденные в том, что организовать можно практически все. Такая интеллектуально-политическая констелляция была характерна именно для постсоветской России, но, например, не для Беларуси – поэтому там последователь Щедровицкого Владимир Мацкевич мог на протяжении нескольких десятилетий разрабатывать альтернативные государственным программы образовательных реформ и вообще заниматься оппозиционной интеллектуальной деятельностью, используя организационные идеи методологов. Теперь он, как уже сказано, брошен в тюрьму именно за эту деятельность.
В прессе и гуманитарно-научной литературе 1990—2000-х годов выработалось клише: "после краха Советского Союза возник идеологический вакуум". Это, конечно, не так. Достаточно вспомнить статью Андрея Амальрика "Идеология в советском обществе", написанную в 1969 году: в ней историк-диссидент подробно проанализировал разные типы "теневых" идеологических движений, существовавших в русскоязычном обществе советской России; по-видимому, сравнимой сложностью отличались "теневые" идеологии и в других обществах Советского Союза – украинском, литовском, грузинском, армянском и так далее. После краха Советского Союза все эти идеологии вышли в публичное пространство и начали интенсивно мутировать.
“Ретроспективное же ощущение 'вакуума' связано, по-видимому, с острым кризисом веры – у представителей новоформирующихся политических и экономических элит – в возможность политики, основанной на ценностях."
В такой ситуации неожиданно успешными оказались политические писатели, фетишизировавшие идею власти как таковую, готовые свести любые отношения между людьми к отношениям властвования и подчинения как предельным и имеющим мистический смысл (вспомним Оруэлла: "очарован зрелищем власти"), а вопрос о качестве власти сводившие только к вопросу о правильной или неправильной ее организации.
Один из таких писателей очень известен – это Александр Дугин, поэтому о нем много говорить не нужно. Второй известен гораздо меньше – это Евгений Шифферс (1934—1997), неподцензурный религиозный мыслитель, писатель, режиссер театра и кино и общественный деятель. Степень влияния идей Шифферса на политических менеджеров постсоветского времени, кажется, несколько озадачило журналистов из команды "Проекта", расследовавших историю путинского проекта "Сириус", направленного на воспитание "правильной" молодежи. О Шифферсе они написали так: "малоизвестный советский режиссер, в молодости участвовавший в подавлении венгерского восстания 1956 года, а в конце жизни писавший религиозную литературу". Формально эти утверждения правильны, но они не сообщают главного – о том, чему учил в 1970—1990-е годы этот автор. Не сказано и того, что Шифферс был "широко известен в узких кругах", близок к диссидентскому движению и сотрудничал как режиссер с Театром на Таганке, в помещении которого Шифферсу была предоставлена специальная комната для медитаций.
О Шифферсе необходимо сказать потому, что психолог, доктор психологических наук Юрий Громыко, один из ныне активно действующих политтехнологов и идеолог проекта "Сириус", является учеником одновременно Щедровицкого и Шифферса, которые входили в один, хотя и довольно широкий круг московских философов. Несмотря на то, что по своим взглядам Щедровицкий и Шифферс были относительно далеки, между их взглядами можно проследить структурные параллели -- а именно придание очень большой роли организации мышления на уровне не только индивида, но и сообщества. Шифферс был уникальной фигурой потому, что сторонники триады "православие, самодержавие, народность" обычно не интересуются эксплицитным проектированием форм коллективного мышления.
Один из таких писателей очень известен – это Александр Дугин, поэтому о нем много говорить не нужно. Второй известен гораздо меньше – это Евгений Шифферс (1934—1997), неподцензурный религиозный мыслитель, писатель, режиссер театра и кино и общественный деятель. Степень влияния идей Шифферса на политических менеджеров постсоветского времени, кажется, несколько озадачило журналистов из команды "Проекта", расследовавших историю путинского проекта "Сириус", направленного на воспитание "правильной" молодежи. О Шифферсе они написали так: "малоизвестный советский режиссер, в молодости участвовавший в подавлении венгерского восстания 1956 года, а в конце жизни писавший религиозную литературу". Формально эти утверждения правильны, но они не сообщают главного – о том, чему учил в 1970—1990-е годы этот автор. Не сказано и того, что Шифферс был "широко известен в узких кругах", близок к диссидентскому движению и сотрудничал как режиссер с Театром на Таганке, в помещении которого Шифферсу была предоставлена специальная комната для медитаций.
О Шифферсе необходимо сказать потому, что психолог, доктор психологических наук Юрий Громыко, один из ныне активно действующих политтехнологов и идеолог проекта "Сириус", является учеником одновременно Щедровицкого и Шифферса, которые входили в один, хотя и довольно широкий круг московских философов. Несмотря на то, что по своим взглядам Щедровицкий и Шифферс были относительно далеки, между их взглядами можно проследить структурные параллели -- а именно придание очень большой роли организации мышления на уровне не только индивида, но и сообщества. Шифферс был уникальной фигурой потому, что сторонники триады "православие, самодержавие, народность" обычно не интересуются эксплицитным проектированием форм коллективного мышления.
Про-военный митинг в России, 2022. Источник: Facebook
Евгений Шифферс и его идеи
Эстетические, философские, религиозные концепции Шифферса заслуживают отдельного исследования – впрочем, такие работы уже есть. В 1970—80-е годы он создал удивительный микс из нью-эйджа, религиозно мотивированной психотехники (учении об управлении психической жизнью – своей и других), конспирологического антисемитизма, мистического монархизма и авангардных театральных теорий, напоминавших концепции Ежи Гротовского.
В своих сочинениях он описывал убийство царской семьи как катастрофу космического масштаба, а императора Николая II и его супругу, императрицу Александру Федоровну – как сверхчеловеческих существ, чья жизнь и смерть имела мистическое значение не только для христиан, но и для буддистов. «Местом захоронения [царской семьи] Шифферс предлагал сделать Феодоровский Государев Собор под Царским селом, главными ктиторами которого были Николай II с супругой. По мысли Шифферса, место это должно было стать храмом армии и ВПК. Храм армии в России уже есть, и я не исключаю, что его проект создали люди, знавшие об идеях Шифферса. Российскому государству этот автор тоже придавал мистическое значение, считая его единственным орудием борьбы против всемирного заговора сионистов. Он писал: "…Только с последовательно идеократических позиций можно принять 'партократию' России и факт свершившейся [большевистской] революции как пресечение европейских иллюзий и провозглашение миссии Шамбалы в тот самый момент, когда сионистское 'государство' Синагоги появилось на земле". По-видимому, Шифферс следовал русской версии концепции "катехона", развитой православными модернистами-фундаменталистами начала ХХ века. Согласно этой концепции, русский император – единственная сила на Земле, удерживающая мир от прихода антихриста. (подробнее об этом сюжете можно прочитать в работах историка и антрополога Виктора Шнирельмана).
В 1994 году Юрий Громыко опубликовал статью "Почему методология и методологи проиграли перестройку?", где писал: "…методологический семинар, кружок, движение не стали управляющей, координирующей группой процесса перестройки, социально-исторический процесс последних лет прошел сквозь них, через них, и они до сих пор представляют и осознают, что происходит в ситуации и что произошло с ними".
Философ Виктория Файбышенко комментирует этот пассаж так:
Эстетические, философские, религиозные концепции Шифферса заслуживают отдельного исследования – впрочем, такие работы уже есть. В 1970—80-е годы он создал удивительный микс из нью-эйджа, религиозно мотивированной психотехники (учении об управлении психической жизнью – своей и других), конспирологического антисемитизма, мистического монархизма и авангардных театральных теорий, напоминавших концепции Ежи Гротовского.
В своих сочинениях он описывал убийство царской семьи как катастрофу космического масштаба, а императора Николая II и его супругу, императрицу Александру Федоровну – как сверхчеловеческих существ, чья жизнь и смерть имела мистическое значение не только для христиан, но и для буддистов. «Местом захоронения [царской семьи] Шифферс предлагал сделать Феодоровский Государев Собор под Царским селом, главными ктиторами которого были Николай II с супругой. По мысли Шифферса, место это должно было стать храмом армии и ВПК. Храм армии в России уже есть, и я не исключаю, что его проект создали люди, знавшие об идеях Шифферса. Российскому государству этот автор тоже придавал мистическое значение, считая его единственным орудием борьбы против всемирного заговора сионистов. Он писал: "…Только с последовательно идеократических позиций можно принять 'партократию' России и факт свершившейся [большевистской] революции как пресечение европейских иллюзий и провозглашение миссии Шамбалы в тот самый момент, когда сионистское 'государство' Синагоги появилось на земле". По-видимому, Шифферс следовал русской версии концепции "катехона", развитой православными модернистами-фундаменталистами начала ХХ века. Согласно этой концепции, русский император – единственная сила на Земле, удерживающая мир от прихода антихриста. (подробнее об этом сюжете можно прочитать в работах историка и антрополога Виктора Шнирельмана).
В 1994 году Юрий Громыко опубликовал статью "Почему методология и методологи проиграли перестройку?", где писал: "…методологический семинар, кружок, движение не стали управляющей, координирующей группой процесса перестройки, социально-исторический процесс последних лет прошел сквозь них, через них, и они до сих пор представляют и осознают, что происходит в ситуации и что произошло с ними".
Философ Виктория Файбышенко комментирует этот пассаж так:
“Очень интересно, что мысль о включённости методологического движения в большую историю появляется сразу вместе с вопросом об управлении этой историей.
Сама постановка вопроса указывает на то, что методология рассматривается как реализация пустой формы советского проекта — руководить историей изнутри истории. <…> Государство здесь [в рассуждениях Громыко о власти методологов] оказывается как бы оператором бесконечной задачи, единственным медиумом не просто между частным и общим, но между конечным и бесконечным.”
Сама постановка вопроса указывает на то, что методология рассматривается как реализация пустой формы советского проекта — руководить историей изнутри истории. <…> Государство здесь [в рассуждениях Громыко о власти методологов] оказывается как бы оператором бесконечной задачи, единственным медиумом не просто между частным и общим, но между конечным и бесконечным.”
Через 10 лет после публикации упомянутой выше статьи, в 2004 году, Громыко создал Институт опережающих исследований "Управление человеческими ресурсами" им. Е.Л. Шифферса. "Институт им. Шифферса выполнял заказы администрации президента, придумывая образовательные проекты, которые потом публично поддерживал Путин, — 'Кружковое движение', форум 'Проектория', 'Лифт в будущее', конкурс 'Большая перемена' и другие" (из статьи "Портрет 'Сириуса…'" на сайте "Проект"). В своем давнем эссе "Время славянофильствует" Шифферс обосновывал необходимость создания "мандалы вселенной" – особого вводящего в мистическое состояние пространства. Оно должно будет стать "школой XXI века, где будут обучаться вспоминать себя" (Цит. по: Шифферс Е.Л. Религиозно-философские сочинения. М.: Русский институт, 2005. С. 61).
Трансформация методологии в постсоветской России
Вернусь к основному сюжету этого текста. В 1990-е годы идеи "менеджериальной правительности" соединились в сознании некоторых молодых политиков и некоторых интеллектуалов, обслуживающих власть – прежде всего политтехнологов – с фетишизацией власти (заметим, что сведение всех отношений в мире к отношениям власти часто приводит к конспирологии).
Трансформация методологии в постсоветской России
Вернусь к основному сюжету этого текста. В 1990-е годы идеи "менеджериальной правительности" соединились в сознании некоторых молодых политиков и некоторых интеллектуалов, обслуживающих власть – прежде всего политтехнологов – с фетишизацией власти (заметим, что сведение всех отношений в мире к отношениям власти часто приводит к конспирологии).
“Такой 'управленческий фетишизм' нуждается в технологических рецептах, в том, чтобы организовать контроль над человеческими душами по ясным и расчисленным руководствам. Вульгаризированная методология была одним из доступных концепций такого рода – но не единственной."
Защитники Щедровицкого в соцсетях иронически говорят, что Сергей Кириенко мог в равной степени увлекаться идеями методологов и сайентологов. Но давнее – и, вероятно, давно прошедшее – увлечение Кириенко сайентологией, на мой взгляд, является важным фактом, позволяющим понять специфику "переработки" методологии в постсоветской России: молодым амбициозным политикам типа Кириенко – то есть тем, кто интересовался не ценностной, а исключительно управленческой стороной политики – было интересно все, что помогает "технологично" описать человеческое мышление и управление другими людьми. В этом смысле сайентология и вульгаризированная методология (скорее в исполнении людей, прошедших "курсы по игротехнике" по концепции Щедровицкого, чем в исполнении самого философа) действительно были совершенно эквивалентны.
Одной из причин, приведших к нынешней катастрофе России, к позорной агрессивной войне, стало соединение такого "пантехнологизма" с русской версией "легенды об ударе ножом в спину". "Легенду об ударе ножом в спину" распространяли немецкие правые, начиная с последних лет Первой мировой войны, и особенно в 1920-е годы – и генералы армии, и офицеры, и солдаты, и консервативно-националистически настроенные политики. Собственно, эта легенда и стала одной из психологических основ нацизма. Легенда гласила, что Германия потерпела поражение в Первой мировой войне исключительно в результате предательства в тылу. Агентами этого предательства распространители легенды считали евреев, социал-демократов и даже, возможно, женщин. (Heinemann U. Die Last der Vergangenheit. Zur politischen Bedeutung von Kriegsschuld- und Dolchstoßdiskussion. In: Die Weimarer Republik 1918-1933. Politik, Wirtschaft, Gesellschaft. Hg. von K.-D. Bracher, M. Funke, H.-A. Jacobsen. Bonn: Bundeszentrale für politische Bildung, 1998; Winkler G.A. Weimar 1918-1933: Die Geschichte der ersten deutschen Demokratie. C.H. Beck, 1993.) Ее главным результатом было отрицание легитимности Веймарской республики. По-видимому, в постсоветской России аналогичная "легенда" о "предательстве", которое якобы только и могло вызвать поражение СССР в холодной войне, сложилась среди части постсоветских силовиков, в частности – спецслужб – и некоторых выходцев из спецслужб в политических и бизнес-элитах. Такой миф отрицал всякую легитимность постсоветского порядка. Стремление нанести Западу ответный удар привело адептов российской версии "легенды об ударе ножом в спину" к интересам в области не только конспирологии, но и политической технологии, обещающей трансформировать большие сообщества людей и давать им новую цель в жизни.
Непосредственно в этой чудовищной трансформации Г.П. Щедровицкий не виноват. Но его философии был свойственен программный антигуманизм, то есть представление о том, что не всякий субъект априорно должен быть признан достойным; насколько можно судить, имеющими достоинство философ признавал в первую очередь мыслящих, рефлексирующих субъектов. Этот антигуманизм в сочетании со столь же программным элитизмом (и, соответственно, антиэгалитаризмом) и "менеджериальной правительностью" его учения дали основания "фетишистам власти" думать о том, что в организации сообщества (а политика всегда – действие в сообществе, civitas) ценности – дело инструментальное и вторичное. (Уже во второй своей книге – "Макиавеллисты: защитники свободы" (1943) Джеймс Бернем провозглашал своими предшественниками таких авторов, как Вильфредо Парето и некоторые другие, которые учили, что элита всегда обманывает "широкие массы" и что любая апелляция к ценностям в политике со стороны элит всегда является лицемерием и манипуляцией. По-видимому, можно прочертить единую интеллектуальную традицию, связанную не столько с прямым влиянием, сколько со сходным типом социологического воображения, идущую от Парето к Щедровицкому-старшему).
Всякий раз, когда происходит такая редукция всех социальных отношений к отношениям власти на первый план (по крайней мере, у людей, не склонных к рефлексии) выходят ценности архаические и примитивные – в первую очередь разделение на "наших" и всех остальных.
В следующем историческом цикле, когда Россию снова придется поднимать из руин и строить ее заново со словами "никогда больше" – о необходимости установления, обсуждения и анализа связи ценностей и политики, ценностей и управления нужно будет говорить уже в школе. Чтобы то, что происходит сегодня, не повторилось никогда.
Читайте Постскриптум.
Одной из причин, приведших к нынешней катастрофе России, к позорной агрессивной войне, стало соединение такого "пантехнологизма" с русской версией "легенды об ударе ножом в спину". "Легенду об ударе ножом в спину" распространяли немецкие правые, начиная с последних лет Первой мировой войны, и особенно в 1920-е годы – и генералы армии, и офицеры, и солдаты, и консервативно-националистически настроенные политики. Собственно, эта легенда и стала одной из психологических основ нацизма. Легенда гласила, что Германия потерпела поражение в Первой мировой войне исключительно в результате предательства в тылу. Агентами этого предательства распространители легенды считали евреев, социал-демократов и даже, возможно, женщин. (Heinemann U. Die Last der Vergangenheit. Zur politischen Bedeutung von Kriegsschuld- und Dolchstoßdiskussion. In: Die Weimarer Republik 1918-1933. Politik, Wirtschaft, Gesellschaft. Hg. von K.-D. Bracher, M. Funke, H.-A. Jacobsen. Bonn: Bundeszentrale für politische Bildung, 1998; Winkler G.A. Weimar 1918-1933: Die Geschichte der ersten deutschen Demokratie. C.H. Beck, 1993.) Ее главным результатом было отрицание легитимности Веймарской республики. По-видимому, в постсоветской России аналогичная "легенда" о "предательстве", которое якобы только и могло вызвать поражение СССР в холодной войне, сложилась среди части постсоветских силовиков, в частности – спецслужб – и некоторых выходцев из спецслужб в политических и бизнес-элитах. Такой миф отрицал всякую легитимность постсоветского порядка. Стремление нанести Западу ответный удар привело адептов российской версии "легенды об ударе ножом в спину" к интересам в области не только конспирологии, но и политической технологии, обещающей трансформировать большие сообщества людей и давать им новую цель в жизни.
Непосредственно в этой чудовищной трансформации Г.П. Щедровицкий не виноват. Но его философии был свойственен программный антигуманизм, то есть представление о том, что не всякий субъект априорно должен быть признан достойным; насколько можно судить, имеющими достоинство философ признавал в первую очередь мыслящих, рефлексирующих субъектов. Этот антигуманизм в сочетании со столь же программным элитизмом (и, соответственно, антиэгалитаризмом) и "менеджериальной правительностью" его учения дали основания "фетишистам власти" думать о том, что в организации сообщества (а политика всегда – действие в сообществе, civitas) ценности – дело инструментальное и вторичное. (Уже во второй своей книге – "Макиавеллисты: защитники свободы" (1943) Джеймс Бернем провозглашал своими предшественниками таких авторов, как Вильфредо Парето и некоторые другие, которые учили, что элита всегда обманывает "широкие массы" и что любая апелляция к ценностям в политике со стороны элит всегда является лицемерием и манипуляцией. По-видимому, можно прочертить единую интеллектуальную традицию, связанную не столько с прямым влиянием, сколько со сходным типом социологического воображения, идущую от Парето к Щедровицкому-старшему).
Всякий раз, когда происходит такая редукция всех социальных отношений к отношениям власти на первый план (по крайней мере, у людей, не склонных к рефлексии) выходят ценности архаические и примитивные – в первую очередь разделение на "наших" и всех остальных.
В следующем историческом цикле, когда Россию снова придется поднимать из руин и строить ее заново со словами "никогда больше" – о необходимости установления, обсуждения и анализа связи ценностей и политики, ценностей и управления нужно будет говорить уже в школе. Чтобы то, что происходит сегодня, не повторилось никогда.
Читайте Постскриптум.
Поделиться статьёй
Читайте также
