Общество
Российское общество в попытке развидеть новую эпоху
6 Июня 2022
- Михаил ВиноградовПрезидент фонда "Петербургская политика"
Михаил Виноградов объясняет, почему общественное восприятие "специальной военной операции" в России сложнее, чем одобрение или неодобрение — на самом деле у многих до сих пор нет твердого мнения.
Надпись на сугробе "Нет войне". Петрозаводск, 5 марта 2022. Источник: Wiki Commons
24 февраля казалось, что наступление экстремальных событий подведет черту под пребыванием российского общества в состоянии коллективной апатии. Этот термин получил популярность в последние годы в социологии, психологии, публицистике. Он предполагает отчуждение от социально-политической сферы, все более глубокий разрыв между проблематикой, актуальной для рядовых граждан, и текущей публичной политической повесткой, а также убеждение в том, что участие в коллективных действиях не способно принести желаемых результатов.
Очевидно, что российско-украинский вооруженный конфликт стал мощнейшим стрессом для рядовых граждан. Ведь несмотря на эскалацию двусторонних отношений в январе-феврале, ни лоялисты, ни оппозиционеры не воспринимали перспективу войны как сколь-либо реалистичную. Психологический переход на 70 лет назад, из 20-х годов XXI века в 40-е годы XX века, не мог не оказаться травматичным. Хотя с момента окончания Второй мировой войны Россия неоднократно оказывалась вовлечена в военные столкновения, они, как правило, происходили на значительном отдалении от центра страны, чаще всего в мусульманских регионах (Афганистан, Чечня, Сирия), на территории которых большинство граждан России никогда не бывало, не имело родственников, так что при некоторых усилиях можно было «не замечать» этих столкновений или довольно легко забывать о них.
Однако cегодня переживание этой травмы носит по большей части индивидуальный характер. Вследствие этого сложно выделить какие-либо общие массовые эмоции. Не произошло ни всплеска «гнева», связанного с завершением многолетнего относительно мирного исторического периода, ни мощного патриотического подъема, который бы вылился в неритуальные действия в поддержку российских властей и российской армии.
Признаки подобного “разобщенного” общественного настроения проявились уже в конце февраля – начале марта, когда стало ясно, что большая часть населения уклоняется от размещения символики в поддержку военных действий на личных автомобилях.
Очевидно, что российско-украинский вооруженный конфликт стал мощнейшим стрессом для рядовых граждан. Ведь несмотря на эскалацию двусторонних отношений в январе-феврале, ни лоялисты, ни оппозиционеры не воспринимали перспективу войны как сколь-либо реалистичную. Психологический переход на 70 лет назад, из 20-х годов XXI века в 40-е годы XX века, не мог не оказаться травматичным. Хотя с момента окончания Второй мировой войны Россия неоднократно оказывалась вовлечена в военные столкновения, они, как правило, происходили на значительном отдалении от центра страны, чаще всего в мусульманских регионах (Афганистан, Чечня, Сирия), на территории которых большинство граждан России никогда не бывало, не имело родственников, так что при некоторых усилиях можно было «не замечать» этих столкновений или довольно легко забывать о них.
Однако cегодня переживание этой травмы носит по большей части индивидуальный характер. Вследствие этого сложно выделить какие-либо общие массовые эмоции. Не произошло ни всплеска «гнева», связанного с завершением многолетнего относительно мирного исторического периода, ни мощного патриотического подъема, который бы вылился в неритуальные действия в поддержку российских властей и российской армии.
Признаки подобного “разобщенного” общественного настроения проявились уже в конце февраля – начале марта, когда стало ясно, что большая часть населения уклоняется от размещения символики в поддержку военных действий на личных автомобилях.
"Уже в конце февраля – начале марта, когда стало ясно, что большая часть населения уклоняется от размещения символики в поддержку военных действий на личных автомобилях."
Нельзя сказать, что в 2014 году во время крымских событий размещение наклеек сходного содержания (в пользу присоединения Крыма или с критикой "антироссийских" действий западных лидеров) имело место значительно чаще. Сегодня в крупных городах (не только в Москве) можно в течение нескольких недель не встретить ни одной частной машины с символикой в поддержку военной операции.
Это не означает, что в обществе отсутствует "ядро" сторонников военных действий. Их численность не может быть реалистично оценена, поскольку респонденты стремятся избежать разговора с социологами (статистика отказов, по свидетельству полстеров, достигает 90-94%.
Однако существует целый ряд содержательных и эмоциональных аргументов, которые, как представляется, могут склонять россиян в пользу такой поддержки – от солидаризации с публичной интерпретацией военных действий как "защиты" страны от "готовившегося нападения Украины и НАТО" до представлений о долге гражданина поддерживать свою страну во время военных действий и скептического отношения к украинской государственности как таковой, которое формировалось в нулевые – десятые годы.
Тем не менее, симпатия к российской армии не перерастала в готовн»ость записываться добровольцами в армию: такие попытки носили единичный характер и чаще были связаны с экономическими причинами: размер оплаты контрактника - важный фактор для жителей депрессивных территорий, прежде всего – сельской местности и малых городов.
Массовые акции в поддержку действий российской власти носили эпизодический характер и не предполагали мощного выплеска эмоций – скорее они были призваны служить фоном для выступлений высокопоставленных чиновников и мало чем отличались от митингов в поддержку Владимира Путина в "мирном" 2012 году.
Это не означает, что в обществе отсутствует "ядро" сторонников военных действий. Их численность не может быть реалистично оценена, поскольку респонденты стремятся избежать разговора с социологами (статистика отказов, по свидетельству полстеров, достигает 90-94%.
Однако существует целый ряд содержательных и эмоциональных аргументов, которые, как представляется, могут склонять россиян в пользу такой поддержки – от солидаризации с публичной интерпретацией военных действий как "защиты" страны от "готовившегося нападения Украины и НАТО" до представлений о долге гражданина поддерживать свою страну во время военных действий и скептического отношения к украинской государственности как таковой, которое формировалось в нулевые – десятые годы.
Тем не менее, симпатия к российской армии не перерастала в готовн»ость записываться добровольцами в армию: такие попытки носили единичный характер и чаще были связаны с экономическими причинами: размер оплаты контрактника - важный фактор для жителей депрессивных территорий, прежде всего – сельской местности и малых городов.
Массовые акции в поддержку действий российской власти носили эпизодический характер и не предполагали мощного выплеска эмоций – скорее они были призваны служить фоном для выступлений высокопоставленных чиновников и мало чем отличались от митингов в поддержку Владимира Путина в "мирном" 2012 году.
"Массовые акции в поддержку действий российской власти носили эпизодический характер и не предполагали мощного выплеска эмоций – скорее они были призваны служить фоном для выступлений высокопоставленных чиновников."
В свою очередь, критики российских властей тоже не возлагали больших надежд на эффект собственных выступлений. Этому способствовали как подчеркнуто жесткие действия силовых структур в ответ на первые попытки антивоенных манифестаций, так и совпадение с очередным циклом "упадка сил", в которое периодически погружается российское протестное движение.
"Энергия гнева и морального неприятия 'специальной военной операции' во многом девальвировались из-за ощущений бессилия и невозможности повлиять на ситуацию."
Немалая часть критиков власти внутренне согласилaсь с официальным тезисом о массовой поддержке военных действий и не проявила большого интереса разноречивым тенденциям, которые проявились в ходе социологических опросов (опросы демонстрировали критическое отношение молодежи к "специальной военной операции", а также поляризацию населения крупных городов (например, 48% сторонников боевых действий при 38% противников по данным опросов Russian Field).
Адаптация критиков к "положению дел после 24 февраля" в основном достигалась с помощью интенсивного общения с единомышленниками и более частых визитов к психологам и психотерапевтам для снижения индивидуальных состояний невроза, дискомфорта, преодоления панических атак.
Часть недовольных легко переключалась с общей оценки происходящего на локальные периферийные события вроде дискуссий о том, на чьей стороне моральная правота - тех, кто уехал из России, или тех критиков режима, которые остались на ее территории.
Важно отметить слабую рефлексию по поводу результатов военной кампании и редкие попытки соотнесения текущих новостей с желаемыми и ожидаемыми. Официальные масс-медиа избегают формулировать цели действий России, поэтому формально любой результат можно предъявлять обществу как успешный и заранее запланированный.
Адаптация критиков к "положению дел после 24 февраля" в основном достигалась с помощью интенсивного общения с единомышленниками и более частых визитов к психологам и психотерапевтам для снижения индивидуальных состояний невроза, дискомфорта, преодоления панических атак.
Часть недовольных легко переключалась с общей оценки происходящего на локальные периферийные события вроде дискуссий о том, на чьей стороне моральная правота - тех, кто уехал из России, или тех критиков режима, которые остались на ее территории.
Важно отметить слабую рефлексию по поводу результатов военной кампании и редкие попытки соотнесения текущих новостей с желаемыми и ожидаемыми. Официальные масс-медиа избегают формулировать цели действий России, поэтому формально любой результат можно предъявлять обществу как успешный и заранее запланированный.
"Кроме того, в освещении действий вооруженных сил на телевидении отсутствуют карты продвижения войск, что позволяет зрителю не концентрироваться на оценке соотношения военных успехов и неудач."
Впрочем, смутная картина военных успехов российской стороны не вызвала особых эмоций и у критиков российских властей.
События после 24 февраля позволили российской власти переломить рейтинговый спад, наблюдавшийся в последние 3,5 года после пенсионной реформы 2018 года и пандемии. В то же время фиксируемые сегодня цифры поддержки власти нельзя назвать рекордными.
Показатели В.Путина в ответах на вопрос ВЦИОМ «Кому из политиков вы доверяете» (открытый опрос, в котором респонденты сами называют фамилии). (Данные за 2022 год здесь).
События после 24 февраля позволили российской власти переломить рейтинговый спад, наблюдавшийся в последние 3,5 года после пенсионной реформы 2018 года и пандемии. В то же время фиксируемые сегодня цифры поддержки власти нельзя назвать рекордными.
Показатели В.Путина в ответах на вопрос ВЦИОМ «Кому из политиков вы доверяете» (открытый опрос, в котором респонденты сами называют фамилии). (Данные за 2022 год здесь).
Признаки экономической паники в конце февраля – начале марта, сопровождавшейся ажиотажной закупкой потребительских товаров через несколько дней сменились попыткой вернуться к прежней потребительской модели. Несмотря на значительный рост цен, перебои с поставками отдельных видов лекарств и кризис на автомобильном рынке рядовые граждане в целом легко убедили себя в возможности относительно быстрой экономической стабилизации – в отличие экономистов, чьи от алармистские прогнозы допускают исчерпание запасов ключевых товаров на складах уже к осени.
“Граждане в целом легко убедили себя в возможности относительно быстрой экономической стабилизации – в отличие экономистов, чьи от алармистские прогнозы допускают исчерпание запасов ключевых товаров на складах уже к осени."
Игорь Конашенков на брифинге, 2015. Источник: Wiki Commons
Интересно, что в сравнении с крымскими событиями 2014 года социальные сети фиксируют, пожалуй, более низкий уровень бытовых конфликтов, связанных с политическими разногласиями внутри семей и в кругу общения. Пользователи нередко пишут, что в общении со сравнительно мало знакомыми людьми собеседники чаще избегают задавать собеседнику вопросы о происходящем, что, как представляется, обусловлено не столько страхами репрессий, сколько желанием не ставить людей в некомфортное и неловкое положение.
Впрочем, дефицит форматов, площадок, представлений о границах допустимого в обсуждении текущей ситуации также препятствует тому, чтобы граждане формулировали собственные оценки происходящего. По популярному выражению социологов, "человек узнает свои мысли из своих слов" - а "непроговоренность" ситуации наряду с внутренним нежеланием признать масштаб трагических событий не позволяют многим вынести собственное суждение.
Впрочем, дефицит форматов, площадок, представлений о границах допустимого в обсуждении текущей ситуации также препятствует тому, чтобы граждане формулировали собственные оценки происходящего. По популярному выражению социологов, "человек узнает свои мысли из своих слов" - а "непроговоренность" ситуации наряду с внутренним нежеланием признать масштаб трагических событий не позволяют многим вынести собственное суждение.
“'Непроговоренность' ситуации наряду с внутренним нежеланием признать масштаб трагических событий не позволяют многим вынести собственное суждение."
Нет никакой тоталитарной партии, которая реализует революционные идеи и следит за единомыслием. Вместо этого формальная многопартийность, а "Единая Россия" довольно безликая и аморфная организация без четкой идеологии, скорее напоминающая профсоюз госслужащих. Основная масса чиновников, включая членов правительства, беспартийны;
Для телезрителя-лоялиста не очевиден сам масштаб возможных потерь. Данные о потерях российских войск публиковались лишь дважды - в конце февраля и начале марта (1351 погибший). В официальной информации и на телевидении отсутствуют данные о погибших гражданских лицах с украинской стороны – наоборот, подчеркивается, что российская армия концентрируется исключительно на военных объектах и стремится минимизировать потери среди мирных жителей. Трагические эксцессы, подобные событиям в Буче, пропаганда трактует как фейки – предполагается, что объявленные погибшими люди либо живы, либо стали жертвами украинских военных. Кроме того, среди скептиков распространено представление, что обе стороны в равной степени фальсифицируют информацию (например, Украина тоже почти не объявляет численность погибших военных), а также стремление искать истину «посередине» между официальными данными Москвы и Киева.
Возможно, значительной части людей еще предстоит сформулировать собственное мнение – но пока они (вне зависимости от политических взглядов) чаще избегают окончательной расстановки акцентов, возможно, в надежде на то, что острая фраза конфликта скоро завершится. Так уже было во время пандемии ковида: обстоятельства выхода из нее позволили и сторонникам ограничений, и противникам вакцины убедить себя, что их поведение было единственно правильным и "спасительным" на фоне "сумасшествия" окружающих. При этом чаще других звучат два страха. Первый – перед возможным военным поражением, которое чревато дестабилизацией внутри страны, нарастанием экономического отставания и усилением репутационных проблем у России и ее граждан. Второй – перед возможной военной победой.
Для телезрителя-лоялиста не очевиден сам масштаб возможных потерь. Данные о потерях российских войск публиковались лишь дважды - в конце февраля и начале марта (1351 погибший). В официальной информации и на телевидении отсутствуют данные о погибших гражданских лицах с украинской стороны – наоборот, подчеркивается, что российская армия концентрируется исключительно на военных объектах и стремится минимизировать потери среди мирных жителей. Трагические эксцессы, подобные событиям в Буче, пропаганда трактует как фейки – предполагается, что объявленные погибшими люди либо живы, либо стали жертвами украинских военных. Кроме того, среди скептиков распространено представление, что обе стороны в равной степени фальсифицируют информацию (например, Украина тоже почти не объявляет численность погибших военных), а также стремление искать истину «посередине» между официальными данными Москвы и Киева.
Возможно, значительной части людей еще предстоит сформулировать собственное мнение – но пока они (вне зависимости от политических взглядов) чаще избегают окончательной расстановки акцентов, возможно, в надежде на то, что острая фраза конфликта скоро завершится. Так уже было во время пандемии ковида: обстоятельства выхода из нее позволили и сторонникам ограничений, и противникам вакцины убедить себя, что их поведение было единственно правильным и "спасительным" на фоне "сумасшествия" окружающих. При этом чаще других звучат два страха. Первый – перед возможным военным поражением, которое чревато дестабилизацией внутри страны, нарастанием экономического отставания и усилением репутационных проблем у России и ее граждан. Второй – перед возможной военной победой.
“Чаще других звучат два страха. Первый – перед возможным военным поражением, которое чревато дестабилизацией внутри страны, нарастанием экономического отставания и усилением репутационных проблем у России и ее граждан. Второй – перед возможной военной победой"
Поскольку она способна зафиксировать экстремальные и эклектичные сдвиги стремительно возникшие в последние месяцы и обрушивающие логику последних 35-40 лет – от восстановления памятников Ленина до отказа от Болонского процесса - которые контрастируют с более умеренными настроениями как населения в целом, так и элит.
Если попытаться предложить типологию настроений, можно выделить четыре группы. Первая – "все идет по плану": солидаризация c интонацией официальной пропаганды о том, что цели "спецоперации", какими бы они ни были, скоро будут достигнуты. Вторая – "все пошло не так". Ее носители удивлены относительно скромным масштабом военных результатов, достигнутых за три месяца, однако чаще склонны объяснять это причинами, которые, тем не менее, не подрывают привычное представление о "непобедимости" российской армии (плохим планированием, плохим управлением, "предательством", избыточной "жалостью" к врагу, которая замедляет ход военной операции и т.п.). Третья – "все пропало" - предполагает, происходящее сейчас будет иметь катастрофические последствия для России - военные, экономические, политические, гуманитарные . Четвертая – "все скоро наладится"; те, кто придерживается такой позиции, воспринимает ситуацию как своего рода "наваждение" - что-то вроде эпидемии ковида, которая должна завершиться возвращением к "прежней жизни". Вполне можно допустить, что в каждой из групп присутствуют как сторонники, так и противники военных действий.
Вопрос о количественном соотношении между этими группами представляет исследовательский интерес, который в полной мере не может быть удовлетворен. Однако важно учитывать наличие большого количества "непримкнувших", которые еще не выработали для себя оценку происходящего или будут готовы скорректировать ее по мере развития событий.
Если попытаться предложить типологию настроений, можно выделить четыре группы. Первая – "все идет по плану": солидаризация c интонацией официальной пропаганды о том, что цели "спецоперации", какими бы они ни были, скоро будут достигнуты. Вторая – "все пошло не так". Ее носители удивлены относительно скромным масштабом военных результатов, достигнутых за три месяца, однако чаще склонны объяснять это причинами, которые, тем не менее, не подрывают привычное представление о "непобедимости" российской армии (плохим планированием, плохим управлением, "предательством", избыточной "жалостью" к врагу, которая замедляет ход военной операции и т.п.). Третья – "все пропало" - предполагает, происходящее сейчас будет иметь катастрофические последствия для России - военные, экономические, политические, гуманитарные . Четвертая – "все скоро наладится"; те, кто придерживается такой позиции, воспринимает ситуацию как своего рода "наваждение" - что-то вроде эпидемии ковида, которая должна завершиться возвращением к "прежней жизни". Вполне можно допустить, что в каждой из групп присутствуют как сторонники, так и противники военных действий.
Вопрос о количественном соотношении между этими группами представляет исследовательский интерес, который в полной мере не может быть удовлетворен. Однако важно учитывать наличие большого количества "непримкнувших", которые еще не выработали для себя оценку происходящего или будут готовы скорректировать ее по мере развития событий.
Поделиться статьёй
Читайте также
