Культура
Триумф и крах российских хунвейбинов
2 Ноября 2022
Иван Давыдов
Колумнист
Российские консервативные хунвейбины, пишет Иван Давыдов, сформировали запрос на репрессивную культурную политику. Государство делает огромный шаг им навстречу, но их ждет разочарование: на культурном фронте власти нужны подчиненные, а не идейные добровольцы.
Один из самых популярных писателей современной России Борис Акунин (он давно живет за пределами страны и сразу же осудил путинскую «спецоперацию») сообщил, что российские театры начали удалять его имя с афиш его же пьес. Позже выяснилось, что случай не единичный: так, например, с сайтов Мариинского театра в Санкт-Петербурге и Большого театра в Москве исчезло имя «неблагонадежного» хореографа Алексея Ратманского, который с этими театрами много сотрудничал, а в Большом так и вовсе пять лет руководил балетной труппой.
Книги «сомнительных» авторов, которые эмигрировали, были объявлены «иностранными агентами» и осудили российскую политику, пока не запретили, но в крупные книжные магазины, по слухам, поступило указание: торговать ими нужно незаметно, их место – где-нибудь на дальних полках, они не должны бросаться покупателю в глаза.
Тут же появился комментарий министерства культуры РФ: «Те деятели культуры, кто в это непростое время покинул страну, отказался от России, кто публично выступил против её богатой культуры, абсолютно логично друг за другом покидают и наши учреждения, и их афиши». «Этот запрос идет прежде всего от общества, и мы не можем и не должны его игнорировать», - добавили в министерстве.
Это важный момент, веха: государство в лице профильного ведомства делает огромный шаг навстречу тем, кого можно назвать консервативными хунвейбинами, тем, кто требует чисток по сталинскому образцу и формирования «культурного фронта», обслуживающего интересы «специальной военной операции».
А чтобы оценить всю серьезность происходящего, стоит вспомнить, как вообще выстраивались взаимоотношения государства и этих самых хунвейбинов, которые считают себя наиболее преданными сторонниками государства.
Советское наследие
Но для начала – ремарка о советской инерции. Советское государство на всем протяжении своего существования стремилось к тотальному контролю за культурной сферой, всячески поощряя тех, кто готов был отрабатывать «политический заказ», и более или менее жестоко преследуя тех, кто стремился к творческой независимости. Культура воспринималась как часть пропаганды, а по-настоящему рушиться Союз начал, когда вместе с горбачевской «гласностью» в страну вернулись книги, которые десятилетиями оставались под запретом, и был ослаблен идеологический контроль за современными «деятелями культуры».
Генезис советского проекта – в идеях, волновавших Европу в XIX и даже в XVIII веке. Насильственно стерилизованная культура должна была воспитать нового, правильного человека, и у советского проекта были внятные идеи о том, каким этот новый человек обязан стать. Когда Союз рухнул, в российской Конституции прописали запрет на государственную идеологию. Он, как ни странно, до сих пор в Конституции остался.
Книги «сомнительных» авторов, которые эмигрировали, были объявлены «иностранными агентами» и осудили российскую политику, пока не запретили, но в крупные книжные магазины, по слухам, поступило указание: торговать ими нужно незаметно, их место – где-нибудь на дальних полках, они не должны бросаться покупателю в глаза.
Тут же появился комментарий министерства культуры РФ: «Те деятели культуры, кто в это непростое время покинул страну, отказался от России, кто публично выступил против её богатой культуры, абсолютно логично друг за другом покидают и наши учреждения, и их афиши». «Этот запрос идет прежде всего от общества, и мы не можем и не должны его игнорировать», - добавили в министерстве.
Это важный момент, веха: государство в лице профильного ведомства делает огромный шаг навстречу тем, кого можно назвать консервативными хунвейбинами, тем, кто требует чисток по сталинскому образцу и формирования «культурного фронта», обслуживающего интересы «специальной военной операции».
А чтобы оценить всю серьезность происходящего, стоит вспомнить, как вообще выстраивались взаимоотношения государства и этих самых хунвейбинов, которые считают себя наиболее преданными сторонниками государства.
Советское наследие
Но для начала – ремарка о советской инерции. Советское государство на всем протяжении своего существования стремилось к тотальному контролю за культурной сферой, всячески поощряя тех, кто готов был отрабатывать «политический заказ», и более или менее жестоко преследуя тех, кто стремился к творческой независимости. Культура воспринималась как часть пропаганды, а по-настоящему рушиться Союз начал, когда вместе с горбачевской «гласностью» в страну вернулись книги, которые десятилетиями оставались под запретом, и был ослаблен идеологический контроль за современными «деятелями культуры».
Генезис советского проекта – в идеях, волновавших Европу в XIX и даже в XVIII веке. Насильственно стерилизованная культура должна была воспитать нового, правильного человека, и у советского проекта были внятные идеи о том, каким этот новый человек обязан стать. Когда Союз рухнул, в российской Конституции прописали запрет на государственную идеологию. Он, как ни странно, до сих пор в Конституции остался.
“Но никуда не делись и люди, выращенные кастрированным советским официозом, – собственно, во главе России сейчас стоят тоже они."
Представления о том, что культура, во-первых, кому-то что-то должна, а во-вторых, подчиняясь государству, должна формировать удобное для государства население, оказались довольно живучими.
При этом до-путинская Россия даже и не пыталась сформулировать, чего она все-таки от человека хочет, а путинская долгое время удовлетворялась довольно простой идеей: «Вы не лезете в политику, а в остальном – делайте что хотите». Доходчивый способ, чтобы описать своего рода «общественный договор», но этого явно мало, чтобы рулить культурой.
Хунвейбины на обочине
В путинское время в среде выпавших из мейнстрима ревнителей советских культурных традиций сформировалась даже определенная мифология. Да, кстати, важно понимать, что среда эта была совсем не однородной. В нее втягивались и плакальщики по Святой Руси, уничтоженной большевиками, и плакальщики по великому Союзу, погибшему из-за американского заговора. Коммунист, монархист, антифашист и антисемит отлично уживались в этой среде - часто даже внутри одного человека. В плане эстетическом их запросы были довольно примитивны: произведение искусства должно быть реалистическим (то есть «похожим» на действительность), предельно приличным в самом незамысловатом, мещанском плане, нести идейную нагрузку – то есть рассказывать о величии родины и разоблачать ее врагов. Вообще, этот ультимативный запрос на дидактичность – пожалуй, главная черта эстетики «консервативных хунвейбинов» путинской поры.
При этом до-путинская Россия даже и не пыталась сформулировать, чего она все-таки от человека хочет, а путинская долгое время удовлетворялась довольно простой идеей: «Вы не лезете в политику, а в остальном – делайте что хотите». Доходчивый способ, чтобы описать своего рода «общественный договор», но этого явно мало, чтобы рулить культурой.
Хунвейбины на обочине
В путинское время в среде выпавших из мейнстрима ревнителей советских культурных традиций сформировалась даже определенная мифология. Да, кстати, важно понимать, что среда эта была совсем не однородной. В нее втягивались и плакальщики по Святой Руси, уничтоженной большевиками, и плакальщики по великому Союзу, погибшему из-за американского заговора. Коммунист, монархист, антифашист и антисемит отлично уживались в этой среде - часто даже внутри одного человека. В плане эстетическом их запросы были довольно примитивны: произведение искусства должно быть реалистическим (то есть «похожим» на действительность), предельно приличным в самом незамысловатом, мещанском плане, нести идейную нагрузку – то есть рассказывать о величии родины и разоблачать ее врагов. Вообще, этот ультимативный запрос на дидактичность – пожалуй, главная черта эстетики «консервативных хунвейбинов» путинской поры.
Александр Проханов, один из творцов неоконсервативного культурного мифа. Источник: Wiki Commons
Разумеется, среди них – как везде – были люди талантливые и люди бездарные. Бездарные - тоже как везде - преобладали. Талантливые, кстати, вполне уживались с новой повесткой: так, например, писатель Александр Проханов, один из лидеров этих неоконсерваторов, пользовался популярностью, печатался в самых «либеральных» издательствах, получал из рук «либералов» престижные литературные премии. Ну и отметим, что его тяжеловесная постмодернистская проза, перенасыщенная сложными метафорами, полная своеобразного, иногда, пожалуй, извращенного эротизма, в эстетический канон консерваторов никак не вписывалась.
Но это не помешало ему стать одним из творцов неоконсервативного культурного мифа. Упрощая, сформулировать основные положения этого мировоззрения можно так: Россия и Советский Союз как ее преемник, несли в мир идеалы добра и духовности. Прогнивший Запад не мог этого терпеть, и последовательно уничтожил сначала Россию, а потом и Союз. Теперь, считают ультраконсерваторы, в культуре – заговор либералов (при этом часто упоминается, что они же – «сионисты», традиционный антисемитизм легко уживается в этой среде с риторикой советского интернационализма), которые намеренно не пропускают к людям творения настоящих национальных гениев, развращая население либо бессмысленной жвачкой, скроенной по лекалам Голливуда, либо – откровенной пропагандой самых жутких извращений.
Конечно никто из неоконсерваторов не пытался объяснить, отчего им не удалось добиться популярности собственного «культурного продукта». Впрочем, это понятно, это вполне по-человечески.
Шанс №1
Культурное устройство ельцинской России этот миф отлично объяснял, поскольку и сам Ельцин, и его окружение воспринимались как участники глобального антироссийского заговора, стремящиеся под руководством Запада развалить великую страну. С появлением Путина ситуация осложнилась, но выход из положения был найден: новый президент, безусловно, спасает Россию от бед, но ему просто не хватает времени, чтобы заняться всем и сразу, а вокруг него – слишком много внедренных врагом представителей «пятой колонны», продолжающих свою вредительскую деятельность. Прежде всего – в сфере смыслов, в пространстве культуры, потому что настоящая война – это война за умы.
Постепенно путинское государство крепло, его авторитарные черты становились все заметнее. В знаменитой «Мюнхенской речи» (10 февраля 2007 года) новый хозяин прямо заявил о том, что концепции однополярного мира пришел конец и конфронтация с Западом возможна.
Такого рода заявления требовали идейного оформления, и в российской пропаганде начала формироваться концепция «осажденной крепости»: Россия вынуждена выживать в недружественном окружении, и ей жизненно необходимо защитить свой суверенитет. Процесс идеологических исканий вышел долгим, пожалуй, он и сейчас не завершен, но в целом к третьему путинскому сроку основные тезисы были сформулированы: разворот в историю, допускающий только одну трактовку, одобряемую государством; Великая Отечественная война и Победа в ней как основа своеобразного государственного псевдорелигиозного культа; защита «традиционных ценностей» в противовес «либеральным», чуждым и навязанным извне; аккуратная реабилитация советского, то есть, в первую очередь, сталинского наследия.
Культурные неоконсерваторы почувствовали, что приходит их время.
Провал
…И поторопились.
Но это не помешало ему стать одним из творцов неоконсервативного культурного мифа. Упрощая, сформулировать основные положения этого мировоззрения можно так: Россия и Советский Союз как ее преемник, несли в мир идеалы добра и духовности. Прогнивший Запад не мог этого терпеть, и последовательно уничтожил сначала Россию, а потом и Союз. Теперь, считают ультраконсерваторы, в культуре – заговор либералов (при этом часто упоминается, что они же – «сионисты», традиционный антисемитизм легко уживается в этой среде с риторикой советского интернационализма), которые намеренно не пропускают к людям творения настоящих национальных гениев, развращая население либо бессмысленной жвачкой, скроенной по лекалам Голливуда, либо – откровенной пропагандой самых жутких извращений.
Конечно никто из неоконсерваторов не пытался объяснить, отчего им не удалось добиться популярности собственного «культурного продукта». Впрочем, это понятно, это вполне по-человечески.
Шанс №1
Культурное устройство ельцинской России этот миф отлично объяснял, поскольку и сам Ельцин, и его окружение воспринимались как участники глобального антироссийского заговора, стремящиеся под руководством Запада развалить великую страну. С появлением Путина ситуация осложнилась, но выход из положения был найден: новый президент, безусловно, спасает Россию от бед, но ему просто не хватает времени, чтобы заняться всем и сразу, а вокруг него – слишком много внедренных врагом представителей «пятой колонны», продолжающих свою вредительскую деятельность. Прежде всего – в сфере смыслов, в пространстве культуры, потому что настоящая война – это война за умы.
Постепенно путинское государство крепло, его авторитарные черты становились все заметнее. В знаменитой «Мюнхенской речи» (10 февраля 2007 года) новый хозяин прямо заявил о том, что концепции однополярного мира пришел конец и конфронтация с Западом возможна.
Такого рода заявления требовали идейного оформления, и в российской пропаганде начала формироваться концепция «осажденной крепости»: Россия вынуждена выживать в недружественном окружении, и ей жизненно необходимо защитить свой суверенитет. Процесс идеологических исканий вышел долгим, пожалуй, он и сейчас не завершен, но в целом к третьему путинскому сроку основные тезисы были сформулированы: разворот в историю, допускающий только одну трактовку, одобряемую государством; Великая Отечественная война и Победа в ней как основа своеобразного государственного псевдорелигиозного культа; защита «традиционных ценностей» в противовес «либеральным», чуждым и навязанным извне; аккуратная реабилитация советского, то есть, в первую очередь, сталинского наследия.
Культурные неоконсерваторы почувствовали, что приходит их время.
Провал
…И поторопились.
“Раз за разом искренние активисты или просто конъюнктурщики, решившие вписаться в тренд ради каких-нибудь выгод, выясняли, что власти вообще не нужны добровольные помощники."
Недовольство очередных «возмущенных представителей общественности» вполне могло стать поводом для репрессий, если власти требовался повод, но всякая самодеятельность по-прежнему пресекалась. И схема эта более или менее работала вплоть до начала СВО.
В 2016 году представители общественного движения «Офицеры России» разгромили выставку фотографий Джока Стерджеса в одной из частных московских галерей. Стерджес с их точки зрения – явное непотребство, и казалось, что теперь эта точка зрения совпадает с государственной. Но нет! Погромщиков хоть и не строго, однако покарали, а один из ключевых российских пропагандистов, телеведущий Дмитрий Киселев, посвятил в своей программе «Вести недели» целый сюжет разъяснению того, почему нельзя громить выставки. Даже плохие.
Прокурор Крыма Наталья Поклонская, официальный символ так называемой «крымской весны», героиня пропаганды и депутат Думы, примерно в то же время увлеклась личностью Николая Второго, последнего российского императора, убитого большевиками. Плодом этого увлечения стала борьба Поклонской против фильма Алексея Учителя «Матильда», рассказывающего о романе юного Николая со знаменитой балериной Матильдой Кшесинской. Поклонская требовала остановить распространение «клеветы на святого государя», но ничего кроме насмешек – причем не только в оппозиционной прессе, не получила. А наиболее радикальные ее сторонники, поджигавшие кинотеатры, которые рискнули показать фильм, сели в тюрьму. И политическая карьера Поклонской в итоге бесславно кончилась – не только из-за истории с «Матильдой», конечно, но и из-за нее тоже.
Российские хунвейбины провалились в какой-то разрыв, выяснив, что за риторикой государства ничего не стоит, что одного искреннего порыва мало, что власти нужны не просто преданные сторонники, а полностью контролируемые и специально назначенные. И что «культурный фронт» по-прежнему волнует начальство довольно мало. Тогдашний министр культуры Владимир Мединский охотно выступал с довольно жесткими речами, но его речи не имели серьезных последствий для носителей «чуждых либеральных ценностей». Носители этих самых ценностей продолжали получать гранты от государства (а вопрос денег, разумеется, консерваторов, как и всех живых людей, тоже волновал). Они продолжали работать, продолжали развращать юношество и пропагандировать жуткие извращения.
Правильные книги идейно выдержанных авторов, как и раньше, пылились на полках, не привлекая читателей, если вообще попадали в магазины: магазинам ведь надо зарабатывать, а патриотические писатели почему-то не интересовали покупателя. То есть не почему-то: заговор сионистов в действии!
В 2016 году представители общественного движения «Офицеры России» разгромили выставку фотографий Джока Стерджеса в одной из частных московских галерей. Стерджес с их точки зрения – явное непотребство, и казалось, что теперь эта точка зрения совпадает с государственной. Но нет! Погромщиков хоть и не строго, однако покарали, а один из ключевых российских пропагандистов, телеведущий Дмитрий Киселев, посвятил в своей программе «Вести недели» целый сюжет разъяснению того, почему нельзя громить выставки. Даже плохие.
Прокурор Крыма Наталья Поклонская, официальный символ так называемой «крымской весны», героиня пропаганды и депутат Думы, примерно в то же время увлеклась личностью Николая Второго, последнего российского императора, убитого большевиками. Плодом этого увлечения стала борьба Поклонской против фильма Алексея Учителя «Матильда», рассказывающего о романе юного Николая со знаменитой балериной Матильдой Кшесинской. Поклонская требовала остановить распространение «клеветы на святого государя», но ничего кроме насмешек – причем не только в оппозиционной прессе, не получила. А наиболее радикальные ее сторонники, поджигавшие кинотеатры, которые рискнули показать фильм, сели в тюрьму. И политическая карьера Поклонской в итоге бесславно кончилась – не только из-за истории с «Матильдой», конечно, но и из-за нее тоже.
Российские хунвейбины провалились в какой-то разрыв, выяснив, что за риторикой государства ничего не стоит, что одного искреннего порыва мало, что власти нужны не просто преданные сторонники, а полностью контролируемые и специально назначенные. И что «культурный фронт» по-прежнему волнует начальство довольно мало. Тогдашний министр культуры Владимир Мединский охотно выступал с довольно жесткими речами, но его речи не имели серьезных последствий для носителей «чуждых либеральных ценностей». Носители этих самых ценностей продолжали получать гранты от государства (а вопрос денег, разумеется, консерваторов, как и всех живых людей, тоже волновал). Они продолжали работать, продолжали развращать юношество и пропагандировать жуткие извращения.
Правильные книги идейно выдержанных авторов, как и раньше, пылились на полках, не привлекая читателей, если вообще попадали в магазины: магазинам ведь надо зарабатывать, а патриотические писатели почему-то не интересовали покупателя. То есть не почему-то: заговор сионистов в действии!
В бытность министром культуры Владимир Мединский вкладывал серьезные деньги в производство идеологически верных блокбастеров. Источник: Wiki Commons
Исключение – кино: Минкульт при Мединском вкладывал серьезные деньги в производство идеологически верных блокбастеров, и хотя шедевров не случилось, благодаря мощной рекламе многие фильмы имели значительный успех в прокате. Однако и это не стало поводом для радости – к производству дорогого государственного кино привлекались беспринципные профессионалы, а не искренние активисты. Что, в общем, не удивительно, но для активистов обидно. На маргинальных патриотических ресурсах вроде «Русской народной линии» печатались рецензии, авторы которых доказывали – вся эта низкопробная продукция не воспевает подвиги российских и советских героев, а наоборот – продолжает подрывать престиж родины. Захар Прилепин сетовал в сентябре, что «в минувшие полгода даже не начали снимать ни одного художественного фильма о спецоперации, не провели ни одной художественной выставки на эту тему, не пустили по всероссийским радиостанциям ту дюжину песен о войне, что уже написали наши музыканты».
И отдельная боль – телевизор. Государство последовательно закрепило за собой монополию на политический телеконтент, но в развлекательной сфере до последнего времени царила почти ничем не ограниченная свобода. Руководство каналов гналось за рейтингами и совсем не заботилось о воспитании подрастающего поколения. На экраны попадали даже геи, представляете себе! Если это не заговор, - спрашивали себя неоконсерваторы, - то что же тогда заговор?
Государство производило целые «Концепции культурной политики», наполненные, вроде бы, правильными с точки зрения консерваторов словами, отдельные «неправильные творцы» попадали под суд, иногда даже в тюрьму, но в целом никакой культурной политики у государства не было. Потому что для хунвейбинов политика – это полный запрет на все «идеологически чуждое» и тотальное продвижение «идеологически правильного продукта». То есть их продукта.
Шанс №2
«Специальная военная операция на территории Украины», о начале которой Путин объявил 24 февраля, оживила надежды консервативных хунвейбинов. Во-первых, вне зависимости от того, какие цели официально декларируются, сами действия соответствуют их запросам: тут и прямое противостояние с Западом («России противостоит не Украина, а блок НАТО», - это официальный пропагандистский тезис), и собирание исконных земель, утраченных в результате распада Союза.
Во-вторых, подтвердилось то, о чем идейные неоконсерваторы не раз предупреждали: среди деятелей культуры оказалось немало противников официальной государственной политики. Причем речь не только о тех, кто своих оппозиционных взглядов и до того не скрывал.
И отдельная боль – телевизор. Государство последовательно закрепило за собой монополию на политический телеконтент, но в развлекательной сфере до последнего времени царила почти ничем не ограниченная свобода. Руководство каналов гналось за рейтингами и совсем не заботилось о воспитании подрастающего поколения. На экраны попадали даже геи, представляете себе! Если это не заговор, - спрашивали себя неоконсерваторы, - то что же тогда заговор?
Государство производило целые «Концепции культурной политики», наполненные, вроде бы, правильными с точки зрения консерваторов словами, отдельные «неправильные творцы» попадали под суд, иногда даже в тюрьму, но в целом никакой культурной политики у государства не было. Потому что для хунвейбинов политика – это полный запрет на все «идеологически чуждое» и тотальное продвижение «идеологически правильного продукта». То есть их продукта.
Шанс №2
«Специальная военная операция на территории Украины», о начале которой Путин объявил 24 февраля, оживила надежды консервативных хунвейбинов. Во-первых, вне зависимости от того, какие цели официально декларируются, сами действия соответствуют их запросам: тут и прямое противостояние с Западом («России противостоит не Украина, а блок НАТО», - это официальный пропагандистский тезис), и собирание исконных земель, утраченных в результате распада Союза.
Во-вторых, подтвердилось то, о чем идейные неоконсерваторы не раз предупреждали: среди деятелей культуры оказалось немало противников официальной государственной политики. Причем речь не только о тех, кто своих оппозиционных взглядов и до того не скрывал.
“Теперь в национал-предатели пришлось записывать встроенных в систему конформистов – сверхпопулярного ведущего развлекательных шоу Ивана Урганта, например, и даже самую авторитетную женщину советской и российской эстрады – Аллу Пугачеву."
Эмиграция несогласных воспринималась как очищение. И, конечно, как знак того, что освободившееся место автоматически займут искренние сторонники государства, десятилетиями ждавшие своего часа.
В-третьих, государство наконец само начало действовать – запрещало концерты «неправильных» музыкальных групп, закрывало «неправильные» театры и вообще отказалось от развлекательного контента на федеральных телеканалах. Теперь в эфире почти круглосуточно – бесконечные политические ток-шоу, где речь идет исключительно о подвигах наших военных, бессилии киевской хунты и происках заокеанских кукловодов.
В-третьих, государство наконец само начало действовать – запрещало концерты «неправильных» музыкальных групп, закрывало «неправильные» театры и вообще отказалось от развлекательного контента на федеральных телеканалах. Теперь в эфире почти круглосуточно – бесконечные политические ток-шоу, где речь идет исключительно о подвигах наших военных, бессилии киевской хунты и происках заокеанских кукловодов.
Глава Russia Today Маргарита Симоньян активно продвигает группу поэтов, воспевающих СВО, и жалуется на то, что издательства не хотят печатать их сборник. Источник: Wiki Commons
Внутри власти появились люди, претендующие на то, чтобы представлять интересы хунвейбинов: еще весной председатель парламентского Комитета по культуре Елена Ямпольская написала статью о том, что в книжных магазинах до сих пор продаются книги идейных врагов, и что хорошо бы за это спросить и с издателей, и с книготорговцев. Глава Russia Today Маргарита Симоньян активно продвигает группу поэтов, воспевающих СВО (и жалуется на то, что издательства не хотят печатать их сборник, а книжные магазины – брать его; да, даже теперь).
Ну и комментарий Минкульта, процитированный в начале этого текста, вполне красноречив.
Итак, хунвейбины победили?
Тень провала
Не все так просто. Прежде всего, напомню, для этой среды политика равна тотальности. А тотального запрета на чуждое (дегенеративное, если вспомнить язык Третьего рейха) искусство все равно нет. Государство наконец обещает отсечь «неправильных» от финансирования, но не обещает уничтожить.
И более того! Опровергая слова представителей Минкульта, пресс-секретарь президента Путина Дмитрий Песков говорит: «Никакой тенденции изъятия книг или стирания с афиш фамилий Акунина и других авторов в России нет и быть не может (Песков)». А сам Путин заступается за человека, попавшего под арест за прослушивание украинской песни в собственном автомобиле.
Большие государственные люди не раз подчеркивали: мы не уподобимся тоталитарному Западу, где царит культура отмены! Да, именно вот так, на голубом глазу.
Нет единства и в рядах хунвейбинов. Пока они находились на обочине, возникало ощущение, что это некая единая субстанция. Стоило им почувствовать себя в тренде, поверить в то, что появился шанс на влияние и деньги, и тут же выяснилось, что все это легко распадается на враждующие между собой маргинальные группировки. Тут и доносы друг на друга, и проклятия, и разоблачения. Этой внутренней склоке, похоже, они сейчас уделяют даже больше внимания, чем борьбе с «неправильными» - «неправильными» наконец-то занялось государство, а вот выяснение того, кто самый правильный среди правильных – по-настоящему увлекательный процесс. Внутривидовая борьба всегда жестче, чем межвидовая.
Хунвейбины удобны государству, но не нужны. Удобны, потому что создают много шума, формулируют предельно радикальные позиции. Шум этот можно (и в политике, и в культуре) выдавать за общественное мнение, а обуздывая слегка радикалов, - показывать, что тут может случиться, если государство даст слабину. И не нужны - потому что ему по-прежнему не нужны добровольные помощники. Ему нужны подчиненные. На культурном фронте должны сражаться мобилизованные, а не добровольцы.
Российские консервативные хунвейбины сформировали запрос на репрессивную культурную политику. Этот запрос уже удовлетворяется, хоть и без вожделенной всеохватности (это я имел в виду, когда назвал комментарий Минкульта по поводу запрета на имя Акунина вехой). Но сами хунвейбины ничего от этого не выиграют. Их никто не ждет там, где распределяют реальную власть, реальное влияние и реальные деньги.
Активисты не получат ничего, кроме, разве что, морального удовлетворения от репрессий. Но уже сейчас страданий от того, что репрессии и мягкие, и не тотальные, и часто бьют не по тем, больше, чем радости. А на следующем витке жертвами могут стать сами хунвейбины: чрезмерный энтузиазм в России наказуем, даже если это провластный энтузиазм.
Ну и комментарий Минкульта, процитированный в начале этого текста, вполне красноречив.
Итак, хунвейбины победили?
Тень провала
Не все так просто. Прежде всего, напомню, для этой среды политика равна тотальности. А тотального запрета на чуждое (дегенеративное, если вспомнить язык Третьего рейха) искусство все равно нет. Государство наконец обещает отсечь «неправильных» от финансирования, но не обещает уничтожить.
И более того! Опровергая слова представителей Минкульта, пресс-секретарь президента Путина Дмитрий Песков говорит: «Никакой тенденции изъятия книг или стирания с афиш фамилий Акунина и других авторов в России нет и быть не может (Песков)». А сам Путин заступается за человека, попавшего под арест за прослушивание украинской песни в собственном автомобиле.
Большие государственные люди не раз подчеркивали: мы не уподобимся тоталитарному Западу, где царит культура отмены! Да, именно вот так, на голубом глазу.
Нет единства и в рядах хунвейбинов. Пока они находились на обочине, возникало ощущение, что это некая единая субстанция. Стоило им почувствовать себя в тренде, поверить в то, что появился шанс на влияние и деньги, и тут же выяснилось, что все это легко распадается на враждующие между собой маргинальные группировки. Тут и доносы друг на друга, и проклятия, и разоблачения. Этой внутренней склоке, похоже, они сейчас уделяют даже больше внимания, чем борьбе с «неправильными» - «неправильными» наконец-то занялось государство, а вот выяснение того, кто самый правильный среди правильных – по-настоящему увлекательный процесс. Внутривидовая борьба всегда жестче, чем межвидовая.
Хунвейбины удобны государству, но не нужны. Удобны, потому что создают много шума, формулируют предельно радикальные позиции. Шум этот можно (и в политике, и в культуре) выдавать за общественное мнение, а обуздывая слегка радикалов, - показывать, что тут может случиться, если государство даст слабину. И не нужны - потому что ему по-прежнему не нужны добровольные помощники. Ему нужны подчиненные. На культурном фронте должны сражаться мобилизованные, а не добровольцы.
Российские консервативные хунвейбины сформировали запрос на репрессивную культурную политику. Этот запрос уже удовлетворяется, хоть и без вожделенной всеохватности (это я имел в виду, когда назвал комментарий Минкульта по поводу запрета на имя Акунина вехой). Но сами хунвейбины ничего от этого не выиграют. Их никто не ждет там, где распределяют реальную власть, реальное влияние и реальные деньги.
Активисты не получат ничего, кроме, разве что, морального удовлетворения от репрессий. Но уже сейчас страданий от того, что репрессии и мягкие, и не тотальные, и часто бьют не по тем, больше, чем радости. А на следующем витке жертвами могут стать сами хунвейбины: чрезмерный энтузиазм в России наказуем, даже если это провластный энтузиазм.
Поделиться статьёй
Читайте также
